Королевство белок
Шрифт:
– А я слыхал, вы прямо в дерево можете спрятаться?
– Нет, не можем, – сказала Ирица. – Мы живые, а не как туман.
Она снова коснулась ладонью его щеки, чтобы он убедился, что она не бесплотный дух.
– Я как ты, такая же живая.
– Колдунья ты лесная… – шепотом сказал Берест. – Вот как оно бывает!
Лето было на исходе, дни стали короче. Берест сказал, что люди в деревнях рано ложатся спать. Надо успеть, пока они еще не закончили работу и не заперли ворота, двери и ставни.
Еще до начала сумерек Ирица спряталась за деревьями на границе
– Только не попадись, – остерегал Берест.
Он и сам не знал, что сделают люди, застав во дворе лесовицу.
За околицей было безлюдно. Ирица набралась храбрости и перебежала открытое место от края леса до заросшего кустами забора. Калитка была еще не заперта. Через миг лесовица оказалась в саду. Встав за яблоню, она снова почувствовала себя незаметной.
Ирица осмотрелась. Загремела цепь. Лохматый пес возле будки насторожился, поднялся, принюхался и опять лег. На крыльце босоногая молодая женщина раскладывала на рогоже лук, чтобы его сушить. Ирица впервые видела человеческую женщину: платье с длинным и широким подолом, темные волосы заплетенные в косы и перехваченные лентой. «Красивая лента», – подумала Ирица.
Над головой лесовицы ветви сгибались под тяжестью яблок. До сих пор Ирица знала только дички, она угощалась их кислыми плодами. Вдруг во дворе раздался топот, хлопанье кнута, мычанье и рев. Это шло домой с пастбища стадо.
Женщина бросила лук и пошла встречать корову. Черная с белым корова узнала свою калитку. Лаская и клича, женщина ввела ее во двор. Корова вошла, качая толстыми боками, с раздутым выменем, и женщина повела ее в хлев доить.
Ирица проводила корову взглядом. Она еще не видела домашней скотины. Теперь лесовице оставалось как можно быстрее, пока хозяйка не вернулась, забежать в человеческий дом и найти нож. Ирице было очень страшно и одновременно любопытно. Больше всего ее пугала мысль, что в доме есть еще кто-нибудь из людей.
С опаской оглянувшись, Ирица взбежала на крыльцо и проскользнула в открытую дверь. В доме не оказалось никого. Только в привешенной к потолку люльке спал ребенок. Ирица с любопытством задержала на нем взгляд: детеныш людей…
Дом был перегорожен большой печью (Берест рассказал, что именно в печах бывают угли, хранящие огонь. «А вы огня-то не боитесь? Лесовицы?» – спросил Берест. А она сказала: «Боимся…»). По углам висели связки лука, сушеных грибов и яблок, пучки трав, на полках по стенам стояли горшки и миски. На большом столе красовался разрезанный напополам каравай хлеба и то, ради чего Ирица пришла: нож.
Его она и схватила первым делом. Затем огляделась: здесь столько всего, может быть, взять что-нибудь еще, кроме
Перед печью на веревке была развешана постиранная одежда: женский передник, еще какие-то тряпки, несколько цветных лент, как были в волосах у хозяйки. Ирица сняла с веревки одну. Бересту, может быть, понравилось бы, если бы она украсила себя лентой, как женщины у людей.
Потом взгляд Ирицы снова упал на половину каравая… Это еда людей. Берест не может есть только ягоды или жить силой леса, как она, лесовица. Ирица взяла половину каравая, а вторую оставила хозяйке. Спеша, чтобы женщина не застала ее в доме, лесовица выскользнула за дверь.
Ирица спрятала Береста в густых зарослях у ручья. Когда она вернулась, было темно. В темноте мерцал огонек костра. Ирица испугалась. Когда она уходила, у Береста не было огня. Лесовица подкралась ближе.
Берест лежал у костра навзничь. Он не спал, только закрыл глаза и вслушивался в ночь. «Вот попадется Ирица в деревне из-за меня, – думал он. – Зачем только я отпустил ее за ножом?» Но боль в плече и жар, который делался все сильнее, напоминали Бересту, что от этого ножа зависит его жизнь. «Я приворожил ее… – думал Берест о лесовице. – А она, как белка: в дупле живет, людей боится…»
Ирица нерешительно подошла к костру, стараясь обойти огонь как можно дальше. Она села на мох рядом с Берестом и, держа перед собой украденный в деревне нож, посмотрела на лезвие. Представив, как она будет накалять его на огне и что станет делать им потом, Ирица зажмурилась.
Берест не расслышал, как опустилась рядом с ним бесшумная лесовица. Она положила около себя хлеб, протянула руку и коснулась его лба. Берест вздрогнул, быстро привстал – и ее рука соскользнула.
– Это ты…
– Тебе стало хуже, – Ирица не спросила, просто сказала.
– К ночи всегда хуже, – отговорился Берест и вдруг добавил. – У тебя глаза светятся! Ты знаешь?
У лесовицы и вправду в темноте блестели глаза, как у совы или кошки.
– У нас у всех так, – Ирица видела, как глаза светятся у ее лесных сестер и братьев.
Берест только качнул головой: с непривычки это было ему жутковато.
– Я принесла нож и человеческую еду… Тебе плохо. Надо резать сейчас, да? – Ирица бросила взгляд на лежащую во мху половину каравая и чуть блестящее от костра лезвие ножа. – Где ты взял огонь?
– Хлеб? – спросил Берест.
Ирица кивнула.
– Я была в человеческом доме, – начала рассказывать она, но, заметив, что ему совсем плохо, замолчала.
От начинавшейся лихорадки Бересту не хотелось есть, но он понимал, что без еды не протянет.
– Хлеб – это хорошо. А огонь… – он показал лесовице камень, который отыскал в ручье. – Вот кремень. А вот и огниво, – Берест поднял руку: запястье охватывал железный браслет, на котором болтался обрывок цепи.
Ожидая возвращения Ирицы, он сделал трут, растеребив клочок от своей рубахи на нитки. Потом Берест долго высекал искру браслетом о кремень, и теперь на разбитом запястье виднелись потеки крови. Ирица потрогала цепь. Как можно добыть этим огонь, она все равно не понимала.