Королевство Гаргалот

Орловский Гай Юлий

– Слушай, – спросил я тихо, – скажи честно, зачем я тебе?

Она вскинулась, как молодой жеребенок, которому я протягиваю оскорбительную узду.

– Я всего лишь…

– Брось, – прервал я благожелательно. – Для такой ерунды не станут разыскивать меня через моих родителей.

Она насупилась.

– Но я буду чувствовать себя неблагодарной обманщицей.

– Брось, – повторил я. – Если и чувствовала благодарность, то не больше чем две-три минуты. Потом ушло. Тебе же все, богатой девочке, подносят на блюдечке.

Какие тут благодарности! Говори честно, иначе подзываю свой автомобильчик и уезжаю… Поел-попил, сыновий долг отдал, больше мне здесь делать нечего.

Она набрала в грудь воздуха, ожгла меня пламенем взгляда и… плечи опустились, огонь погас, а голос прозвучал совсем тускло:

– Я одинока… Не в том смысле, что ты подумал, я же вижу. В моем окружении много таких с предложениями распечатать меня, словно я бутылка дорогого вина, но это такие никчемные хлыщи.

– Я не хлыщ, – согласился я, – но не назвал бы себя особо кчемным.

– Вот-вот, – сказала она, оживая на глазах, – а они все мнят себя вершителями судеб! Только потому, что у их родителей миллионы. А сами нули. В тебе же внутри сталь. Я сразу ощутила, как только ты вошел. И когда говорил с теми… ну, с теми!

– Ну-ну?

– Я одинока, – повторила она и зябко повела плечами. – Опереться совсем не на кого.

– Отец?

– Занят бизнесом, – ответила она с некой долей горечи и одновременно гордости. – Он вершит… потому до меня нет дела.

– Черств?

– Нет, любит и холит, но он старого склада, не верит, что женщина может руководить и быть сильной. А мне именно это надо, быть сильной!

– Чего он вдруг, – спросил я. – В Европе сколько женщин в правительстве? Полно.

Она вздохнула.

– Да знаю, но отец говорит, потому Европа и в заднице. Миру нужны мужчины, сильные и решительные. Как у нас президент, что даже Конституцию изменил, чтобы избираться столько раз, сколько сможет тянуть на себе страну.

Я покачал головой.

– Все равно не вижу у нас с тобой даже точек соприкосновения. Я – это я, а ты – это ты. Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут…

– Восток и Запад у него сошлись, – напомнила она. – Думаешь, не читала?.. Ладно, угадал, не читала, но мультик смотрела.

– Ну-ну.

– Давай так, – сказала она рассудительно. – Ты распечатаешь меня, и я стану одной из твоих девушек.

– Нет, – ответил я. – Смотрю на тебя и… не могу. Ты совсем еще щенок. Хотя уже и тявкаешь. Но как-то не страшно, а забавно.

Она сказала сердито:

– Щенок? Мои одноклассницы шкварятся так, что дым идет!.. Всех ребят в старших классах перетрахали. Ты чего?

– Ну не знаю, – промямлил я. – Старомодный я.

– Пророк взял в жены восьмилетнюю, – напомнила она.

– То было символически, – уточнил я. – Он не спал с нею. И вообще… меня никогда не тянуло на малолеток. Женщины постарше –

это да!.. Еще лучше, если старше меня самого вдвое. С ними проще. Нет капризов и завышенных требований… А вот на тебя смотрю и… что, мне вступать в стройные ряды педофилов? Так у них нестройные…

Она возразила:

– Я единственная в нашем классе девственница!..

Я посмотрел критически:

– Да ну?

– Ну, есть еще одна, – отрезала она сердито, – но страшила и получокнутая. Так что не надо про педофилию. Тебе показать статью закона, с какого возраста уже можно?

– Не надо, – ответил я. – Вроде не стар, но не поспеваю за этими новшествами. По-моему, закон о легализации браков со свиньями – перебор. Я не еврей и не муслим, но все-таки жениться на свинье… Я даже ни разу не вязался со свиньей, хотя это в тренде, чтобы выглядеть продвинутым.

Она передернула плечами.

– Мой отец тоже осуждает.

– Видишь, – сказал я, – я тебе как отец.

Она посмотрела на меня исподлобья.

– Ты старше меня на десяток лет, да и то под вопросом!.. А моя мама была моложе отца на двадцать.

– Была?

Ее глаза чуть потемнели, а голос стал ниже:

– В Бордо ворвалась армия ислама… Всех жителей убили, моя мама была там с деловой поездкой. Прошло десять лет, отец так и не женился.

– Сочувствую, – сказал я и ощутил, что в самом деле сочувствую, надо же. – Бордо не жалко, там французики, что когда-то поучали нас, да и потом пробовали, но потеря твоей матери… я бы десять бордов сжег, чтобы она жила.

– Спасибо, – ответила она грустно. – Я же говорю, ты жестокий и добрый. А в моем мире нет ни того, ни другого. Одни амебы плавают… А те, что покрупнее, медузы, что тоже амебы, только еще противнее.

– А кто была та с вами? – спросил я. – Мне показалось, ваша мама…

– Это тетя, – пояснила она. – Сестра мамы. Похожа на нее, старается быть мамой для нас, но отец в ее сторону даже не смотрит. Так что вот так…

– Отец от бурь оберегает? – спросил я.

Она ответила со вздохом:

– Еще как. Но, как видишь, он силен, но не всесилен. А где он не смог, сумел ты.

– Совершенно случайно, – пробормотал я. – Мимо проходил. Очень мне надо было тебя вытаскивать!

Из столовой донесся голос мамы:

– Ребята!.. Солнце уже зашло. Возвращаемся за стол! Несу кофе с пирожными.

Глава 6

Кофе в конце обеда или ужина в среде грамотных людей считается сигналом гостям собираться домой, я с облегчением вернулся на свое место, для меня кофе – лучшее завершение трудового дня, после большой чашки крепкого кофе я сплю без задних ног. А кофе пью настоящий, лучший, из зерен, что выкапывают из говна травоядных, сжирающих ягоды кофе, из-за чего у кофе такой особый аромат и привкус.