Королевство слепых
Шрифт:
Это вызвало смех, потом наступила тишина: они, как ученые, несколько веков пытавшиеся понять, что это означает, пытались осмыслить услышанное.
– А как насчет Говарда Хьюза? [15] – спросила Мирна. – Ведь он умер, не оставив завещания.
– Да что говорить, он и в самом деле был чокнутый, – усмехнулась Рут.
– Моя любимая цитата из Хьюза: «Я не слабоумный миллионер, впавший в паранойю. Я миллиардер, черт побери», – сказала Рейн-Мари.
– Это мне знакомо, – кивнула Рут.
15
Говард
– Его завещание в конце концов было урегулировано, – добавил Люсьен.
– Да, – сказала Рут. – Спустя почти тридцать лет.
– Черт побери, – произнес Бенедикт, обращаясь к Арману, – надеюсь, нам потребуется меньше времени.
– Ну, я надеюсь, что мне потребуется меньше времени, – ответил Арман, произведя в уме подсчеты.
В комнате похолодало, и они стали жаться поближе к огню, слушая Люсьена Мерсье. Тот рассказывал о человеке, завещавшем по пенсу каждому ребенку, который придет на его похороны, и о мужьях, которые наказывали жен и детей из могилы.
– «От матери с отцом затрах, / Как и от их любви избытка», – процитировала Рут.
– Я знаю это стихотворение, – сказал Бенедикт, и все глаза обратились к нему. – Но оно о другом [16] .
– Неужели? – сказала Рут. – Ты разбираешься в поэзии?
– Не то чтобы разбираюсь. Но эти стихи я знаю, – сказал Бенедикт.
Он или не почувствовал сарказма, или, по крайней мере, оказался непроницаемым для него. «Полезная черта», – подумал Арман.
– И как же, по-твоему, дальше? – спросила Рейн-Мари.
16
Строки из стихотворения «Те самые стихи» английского поэта Филипа Ларкина (1922–1985); это стихотворение о том, что родители всегда пытаются передать детям свои худшие качества.
– «Родительских забот предмет, – без запинки, легко проговорил молодой человек, – ты рос и зрел под их крылом».
У всех сидевших вокруг печки глаза полезли на лоб.
– «Всю дрянь, что держат в голове, – сказала Рут, как дуэлянт надвигаясь на Бенедикта, – тебе в мозги вливают – пытка».
– «От них не знал ты слова „нет“, – ответил он. – От них узнал ты слово „дом“».
Рут сердито уставилась на него. Остальные смотрели, не скрывая удивления.
– Продолжайте, – сказала Рейн-Мари.
И Рут продолжила:
Зла непрестанна череда,Кругами всем пришлось ходить.Беги отсюда навсегда,Чтобы детей не наплодить.Теперь глаза всех обратились к Бенедикту.
Добра бессменна череда,Ты место в ней себе найди,Люби родителей всегдаИ сам потомство наплоди.– Он это взаправду? – спросила Рут, возвращаясь к своему виски.
Огонь
И Арман подумал, что вопрос Рут задан очень к месту.
Взаправду ли это Бенедикт?
Они решили, что Люсьен, Мирна и Бенедикт останутся на ночь. Как и Рут. Ее с Розой поместили на матрасе ближе всех к печке в кухне.
В ранний утренний час, подложив поленьев в печку, Арман наклонился и подоткнул одеяло Рейн-Мари.
Зла непрестанна череда,Кругами всем пришлось ходить.Как это ни странно, Бенедиктова версия знаменитого стихотворения отодвинула оригинал в голове Армана на задний план.
Потом он услышал движение на соседнем матрасе. И из темноты до него донесся голос:
– Кажется, я знаю, кто такая Берта Баумгартнер.
Глава девятая
Рейн-Мари немного приоткрыла глаза в полусне, вытянула руку по простыне к Арману, но нащупала швы надувного матраса.
Вторая сторона была холодна. Не охлаждалась, а уже остыла.
Она открыла глаза и увидела в окне мягкий свет раннего утра.
В печке бушевало пламя. Значит, поленья были недавно подложены.
Рейн-Мари поднялась на локте. В кухне – никого. Даже Рут и Розы нет. Даже Анри и Грейси.
Она надела халат и тапочки, щелкнула выключателем. Света еще не было. Потом она увидела записку на сосновом кухонном столе.
Ma Ch`ere,
Рут, Роза, Анри, Грейси и я пошли в бистро поговорить с Оливье и Габри. Присоединяйся к нам, если можешь.
Целую,
Рейн-Мари посмотрела на часы, они показывали 7:12.
Она подошла к окну. Снег доходил до его середины, блокируя большую часть света и почти целиком – видимость. Но Рейн-Мари видела, что метель исчерпала себя и, уйдя, оставила позади, как и большинство серьезных снежных бурь, солнечный день.
Хотя, как знал любой добрый квебекец, это была иллюзия. Солнце сияло вполсилы.
– Господи боже! – вырвалось у Рейн-Мари, когда она оказалась в тепле бистро. – И почему только мы здесь живем?
Щеки у нее раскраснелись, а глаза слезились, потому они не сразу приспособились к тусклому свету. Короткая прогулка до бистро сквозь сверкающую белизну чуть не ослепила ее. Злая зима намеревалась не только убить их, но сначала лишить зрения.
– Минус тридцать пять [17] , – гордо сказал Оливье, словно сам нес за это ответственность.
– Но влажность низкая, – сказал Габри. – И ветра нет.
Эти слова часто произносились в виде самоутешения, когда день стоял внешне такой привлекательный и такой жестокий.
17
Около 37 градусов по Цельсию.