Королевство стеклянных глаз
Шрифт:
– Вот видишь! Так даже ты можешь станцевать.
На то ли пятом, то ли шестом рывке боль отступила. Теперь Кеннет вовсе не чувствовал рук и, если бы его не продолжало то и дело вскидывать, порой приподнимая над полом, он бы решил: не рассчитав силы, странный механизм попросту оторвал ему обе руки. Голова кружилась всё сильнее, кислый ком разрастался в горле. Мельтешили огни свечей, деревянные лица хористов, пол и потолок менялись местами. Кажется, можно было потерять сознание от одного только яркого мельтешения.
Хруст высохшей ткани. Мертвенно бледные лица фрейлин. И абсолютно счастливый смех Королевы:
– Танцуй! Ну же, танцуй!
Неожиданно
– Правда весело, не так ли?..
========== Глава XI: Хозяин королевства ==========
Когда всё настолько болит, забываешь о стыде и прочих глупостях: по крайней мере, ни искры привычной заинтересованности и на мгновение не промелькнуло, когда молчаливые фрейлины стаскивали с Кеннета женское платье, тотчас облачая в совершенно кукольного вида мундир с усеивающими его широкими полосками кружев. Одежонка больше всего напоминала нечто сшитое маленьким ребёнком с замашками сороки: девчонки любят всё яркое и блестящее, а вот об удобстве получившегося костюма мало задумываются. Повернуться в новой одёжке получалось с трудом: швы неприятно давили на кожу. Особенно неприятно было ощущать давление на затёкших руках, которые от малейшего соприкосновения с тканью будто кололо сотней мелких булавок. Одно младший Каррингтон решил для себя на сто процентов – он никогда в жизни больше не станет мечтать о татуировке. Наверное, когда кожу и в самом деле многократно прокалывают, это примерно так же больно.
– Ты меня слышишь? – кажется, уже не в первый раз повторила Клодия, и Кеннет медленно моргнул, постепенно приходя в себя. После прежнего испуга на него накатила странная сонливость; хотелось растечься по полу и не двигаться ближайшие несколько дней. Примерно как медуза, если её вытащить на берег. Мягкая, прозрачная и без единой кости. У неё вряд ли что-то может болеть.
– Очнись уже! – раздражённо воскликнула первая фрейлина, с силой встряхивая младшего Каррингтона за плечи. – Королева сейчас опять позовёт тебя к себе. Ты ей понравился.
Вслед за осознанием пришло смутное облегчение – кажется, глупая игра в свадьбу наконец-то закончилась. Из груди вырвался нервный смех:
– Хорошо хоть она не захотела сыграть в первую брачную ночь.
Реакция Клодии на, быть может, грубоватую фразу оказалась непредсказуемой: она опустила глаза, словно услышала что-то крайне неприятное. Снова вернулось уже, казалось бы, ушедшее беспокойство:
– Что с вами?
– Не говори это при ней. Думаю, ты уже понял: какой бы она ни была внешне, по уму она – ребёнок. Маленький ребёнок, в мире которого не должно быть ничего, кроме игр и развлечений. О более взрослых вещах она… не задумывается. Быть может, просто не знает. Оно и к лучшему, иначе бы её игры… могли бы зайти дальше, чем следует.
– По-моему, они и так уже зашли дальше некуда, - проворчал Кеннет, с трудом сгибая и разгибая пальцы. – Чего вы от меня-то хотите?! Вы говорили, что выход есть и всё такое…
Клодия, раньше вроде бы так торопившаяся обо всём рассказать, замешкалась. Через несколько мгновений она наклонилась вперёд, обнимая растерянно заморгавшего Кеннета. От девушки пахло какими-то очень приторными цветочными духами, и он незамедлительно чихнул: неужели кому-то эта вонь кажется привлекательной! Младший Каррингтон не знал, отстраняться или нет, когда первая
– Ты ведь уже понял – мы не по своей воле здесь. Ручей – граница её королевства, Мастера и Стражи никогда не выходят за его пределы. Многие пытались уйти, но почти всегда мы видели их снова: Мастера переделывали их, снимали кожу и делали украшения для залов дворца…
Всплыли в памяти жуткие куклы, чья оболочка на ощупь напоминала обмазанную чем-то липким ледяную кожу – и Кеннет передёрнулся, поняв: всё-таки настоящая кожа, причём человеческая. Быть может, явись он в тёмные залы Стеклянного Дворца позже – и увидел бы там ту девушку, встреченную у ручья, бессмысленно глядящую перед собой нарисованными стекляшками глаз. От этой мысли не стало страшнее: наверное, у страха тоже имеется свой лимит, и рано или поздно наступает момент, когда на испуг уже не достаёт сил.
– Королева правит нами, потому как у неё все Ключи. Ключи от всех этих кукол. Ей достаточно завести нужную куклу – и та будет действовать. Швея – шить, стоит лишь подложить ей ткань, Мастера – переделывать людей, Стражи… убивать всех, кто пытается миновать границу или напасть на Королеву.
Звучало всё это абсурдно: в конце концов, Королева – всего лишь одна жалкая слабоумная девчонка, разве что чрезмерно избалованная и привыкшая, что каждое её желание немедленно исполняется. Чего стоило бы попросту прикончить её, да хоть бы просто отобрать ключи и всё такое?
– Ты думаешь – она главное зло, что держит нас здесь? – губы Клодии дрогнули, словно она пыталась улыбнуться, но давно разучилась; Кеннет же сообразил, что задал свой вопрос вслух. – О, это не так. Она – лишь дитя, но лучше подчиняться ей, чем вызывать гнев того единственного, кому подчиняется она.
– И кто же этот местный Гудвин? – младший Каррингтон не сумел справиться с очередным приступом смеха, перешедшим в безудержную икоту. Первая фрейлина посмотрела по сторонам, будто ожидала увидеть жуткие пустые глаза кукол, и ещё тише произнесла:
– Её брат. Это он выдумывает самые жестокие игры, из-за которых погибают желающие свободы. Он выбирает некоторых из нас, заставляет драться друг с другом – насмерть. Он говорит, будто бы победитель освободится и получит шанс покинуть королевство, но это ложь: последнего оставшегося в живых он отдаёт Мастерам.
Послышался тихий шорох, и Клодия резко обернулась. Но нет, никаких жутких созданий, никаких стеклянных взглядов – лишь едва заметно колыхалась портьера. Одна из фрейлин отдёрнула тяжёлую ткань, но не увидела ничего, кроме переливающихся огоньков за окном. Не сразу Кеннет сообразил, что всё это время не дышал, и тотчас же сделал глубокий вдох.
– Так почему бы вам не избавиться и от него? Он же тоже, наверное, просто человек и всё такое?
Первая фрейлина вымученно улыбнулась:
– Мы не знаем.
Младший Каррингтон ожидал любого ответа, кроме подобной глупости. Каким образом можно не знать в лицо своего главного врага, не выяснить о нём ничего, кроме совершенно очевидного – он брат маленькой, но оттого не менее сумасшедшей Королевы?
– Её брат никогда не показывается; ему больше по душе темнота, чем яркий свет. Все мы знаем: когда гаснет шпиль Стеклянного Дворца, и город погружается в темноту – значит, настало время его игры. Он и Королева – близнецы: в старых королевских архивах можно найти запись об их рождении. И… это всё. Там есть лишь их имена, Шарль и Шарлотта, и дата их появления на свет – один и тот же день. Но… больше ничего.