Королевы бандитов
Шрифт:
Салони озадаченно моргнула.
– Вообще-то, – тихо произнесла она, – я имела в виду, что он недостаточно хорош для тебя.
Возможно, это была чистая правда, а может, и нет. Так или иначе, это больше не имело значения. Было слишком поздно для объяснений – Салони уже посмеялась над ней, и теперь, что бы она ни сказала, Гита воспринимала это как намеренную и не слишком умную попытку оправдаться.
– Ты был прав, – чуть позже рыдала Гита, пока Рамеш гладил ее по руке. – Она мне больше не подруга. И наверное, никогда не была!
– Ты ошибалась на ее счет.
– Да!
Он резко сжал ее руку:
– Скажи это вслух.
Гита
– Я же только что сказала.
– Скажи четко и ясно. Ты передо мной виновата, потому что заставила почувствовать себя дураком, хотя я был прав – все это время Салони оставалась нашей проблемой.
– Мне так жаль, я не должна была заставлять тебя чувствовать себя дураком.
Его пальцы расслабились, прикосновения снова стали ласковыми, и под ними кожа Гиты покрылась мурашками, несмотря на тепло его ладони и жару в комнате.
– Скажи: «Ты был прав, я не права, прошу у тебя прощения».
Поскольку это были всего лишь слова, поскольку проще казалось подчиниться, чем возражать, поскольку в тот день она и так уже слишком много потеряла, Гита сказала:
– Ты был прав, я не права, прошу у тебя прощения.
5
Следующим вечером Фарах поднялась на две бетонные ступеньки крыльца Гиты с гордой улыбкой. В деревенских храмах настало время вечерних бхаджанов [33] , и над домами плыли тягучие стоны шенхаев [34] , размеченные барабанным ритмом. Гита не успела открыть дверь пошире, а Фарах уже проскользнула в дом.
33
Бхаджаны – индуистские религиозные песнопения.
34
Шенхай – духовой инструмент Северной Индии, род гобоя.
– Я все сделала, – заявила она, усевшись в этот раз не на пол, а на кровать Гиты.
Хозяйка кровати вскинула бровь при виде такой бесцеремонности, но любопытство пересилило возмущение:
– Что ты сделала?
– Высыпала все его снотворные таблетки в бутылку с дару. – Фарах сделала руками жест, будто отряхивала грязь с ладоней. Синяк вокруг ее подбитого глаза сегодня уже казался фиолетовым, а не багровым. Бинди [35] , маленькая, коричневого цвета, была нанесена криво, не по центру лба. – Он сдохнет с минуты на минуту.
35
Бинди – цветная точка на лбу, разновидность тилака, которую носят в Индии замужние женщины.
Гита с облегчением перевела дух:
– Я впечатлена. А что за снотворное вам удалось добыть в нашей дыре? Ты упаковку не выкинула?
Фарах протянула ей блистер размером не больше игральной карты, с пустыми сплющенными ячейками. Гита прищурилась, разбирая название на мятой фольге, и перевела взгляд на Фарах, которая расположилась на ее кровати, как магарани [36] на царском ложе.
– Это «Финкар», средство для роста волос.
36
Магарани – супруга раджи, или магараджи, то есть правителя.
– Что?! – подскочила Фарах. Она выхватила у Гиты блистер и обалдело уставилась на него. – Самир сказал, ему доктор выписал эти таблетки и он не может без них обойтись! Я что, платила десять рупий в день за его волосы? – Фарах с треском смяла упаковку в кулаке. – Йа’Аллах! Убью обманщика!
– Это если у тебя получится. – Гита покачала головой. – Как ты могла не знать, что это за таблетки? Неужели не проверила, что покупаешь?
Лицо Фарах скривилось от отчаяния, из-за чего бинди и вовсе съехала вбок. Непонятно было, чего от нее ждать в следующий момент – то ли рыданий, то ли вспышки ярости. Наконец Фарах простонала:
– Я не умею читать! – и с силой отшвырнула блистер.
Несмотря на мощное ускорение, упаковка была слишком легкой и лениво спланировала на пол, что лишь усилило дурное настроение Фарах. Она пнула подушку, словно та была главной виновницей неудачи.
– Теперь же он еще будет выяснять, куда подевались его таблетки! – взвыла Фарах.
– Зачем ты вообще сегодня это затеяла? – не выдержала Гита. – Не могла подождать?
– Подождать чего? Самого идеального пластикового пакета во всей Индии? Пока я буду ждать, Самир опять отберет у меня деньги. Мы тут с тобой просто время теряем, Гитабен, воду в ступе месим! И каждый раз, когда я спрашиваю, что ты сделала с Рамешбхаем, ты только огрызаешься. Это что, такой педагогический прием в деле обучения убийствам? Тогда он не работает, потому что я так ничему и не научилась у тебя!
– Окей, успокойся, – велела Гита. – Придумаем что-нибудь другое.
– Например?
– Ну, в общем-то отравить его было хорошей идеей. Яд – легкий и чистый способ…
– Моя идея была хорошей? – просияла Фарах, и ее рот растянулся в улыбке. От этого лопнула едва затянувшаяся трещина на разбитой нижней губе. – Ой…
Гита протянула ей носовой платок, Фарах промокнула губу и потрогала ранку языком.
– Да, – кивнула Гита в неожиданном приступе великодушия, затем кивнула на мятый блистер, валявшийся на полу: – Идея хорошая, только исполнение подкачало.
– Так что мы теперь будем делать?
Гита на пару секунд задумалась.
– А что Самир обычно пьет?
Фарах воззрилась на нее, как на идиотку.
– Дару он пьет, – медленно произнесла она. – В этом вся проблема.
– Нет, дубина, я не об этом, – поморщилась Гита. – Что он пьет, кроме алкоголя? Может, молоко?
– Молоко он терпеть не может.
– Соки?
Фарах покачала головой:
– Он считает, что в соках слишком много сахара, а в стране эпидемия диабета, знаешь ли.
– Да у него печень вот-вот отвалится, а он диабета боится? – Размышляя, Гита принялась расхаживать по комнате. – Думаю, других вариантов нет: придется купить ему еще бухла.
Фарах даже придушенно охнула от неожиданности:
– Ты вообще на чьей стороне?!
Гита продолжала рассуждать, словно говорила сама с собой:
– Дешевле было бы отравить его еду, наверное, но лучше пусть он будет пьяный – тогда не заметит постороннего привкуса или не обратит на него внимания…
– Какая ты умная. Значит, раньше это уже сработало? С Рамешем? – невинным тоном поинтересовалась Фарах.