Короли Альбиона
Шрифт:
Я снова озадаченно хмурю лоб, но на меня никто и не глядит. Оуэн проезжает под гигантским тисом, накрывшим огромной тенью, почти такой же широкой, как тень баньяна, палые ягоды и засохшие иглы у его корней. Ягоды эти красны, словно вишня, но они маленькие и в их крошечной мясистой чашечке скрывается ядовитое черное семя. Если на семечко надавить, из него выступит бесцветная жидкость, очень похожая на жемчужину, венчающую жезл, когда… Ах, мне предстоит поведать вам о печальных событиях, вот я и не спешу расстаться с последними счастливыми мгновениями.
Оуэн проехал мимо тиса и обернулся к сыну.
— Итак, она хочет, чтобы мы собрали войска и шли в Лондон,
— Вот именно.
Воспользовавшись паузой, я задаю наконец свой вопрос:
— Но ведь Йорк вместе с сыном погибли при Вейкфилде, и их головы были выставлены над воротами города Йорка. Ты сам мне говорил.
— У него есть и другой сын, старше Рэтленда, — отвечает мне Джаспер. — Он был изгнан актом парламента, но теперь он именует себя герцогом Йорком и королем в придачу.
— А, — промолвил Оуэн, — вот до чего дошло.
Сретенье. С этого дня на севере начинает ощущаться приближение весны. В церкви собирают все свечи, которые понадобятся для богослужения в течение всего года, и благословляют их. На самом деле это приношение богине, которую они именуют святой невестой. В деревнях делают соломенные куклы-чучела, укладывают их в постель и всю ночь жгут вокруг них свечи. Но это Сретенье не было праздником святой невесты, Парвати, Девы, Умы, оно стало торжеством Кали. Вечером следующего дня на рыночной площади Херефорда казнили моего Оуэна. Бедный, он до последней минуты не верил, что с ним расправятся так жестоко, — ведь он вел людей во имя королевы и короля. Эта королева, жизнь которой я, увы, спасла, — подлинная аватара Кали, за ней тянется шлейф из тысяч, десятков тысяч смертей.
Оуэн провинился не только тем, что повел войска против нового герцога Йорка и проиграл битву (сражение произошло в нескольких милях к северу от Йорка); его казнили еще и за то, что он приходился отчимом королю Генриху. Глаз за глаз — вот чего требуют жестокие и подлые законы христиан и мусульман, их «священное писание». Ну а в этом случае — отца за отца.
С ним повели на смерть еще нескольких человек, в том числе двух юношей, и. один из них в последний момент вырвался из рук стражников. Солдаты тут же изрубили его на куски, точно загнанного оленя.
Оуэн обернулся к палачу и сказал ему:
— Нет нужды поступать со мной так грубо. У вас есть плаха и топор.
Солдаты оторвали ворот от его красного бархатного камзола, и в тот момент, когда Оуэн клал голову на плаху, он произнес:
— Эта голова покоилась на коленях двух королев.
Когда палачи ушли, я подняла его голову и положила ее на верхнюю ступень у подножия рыночного креста. Три жительницы этого города помогали мне; мы принесли из церкви сотню свечей, расставили их на ступенях вокруг головы Оуэна. Я вытерла кровь с его лица, поцеловала холодные губы. Воздух искрился от мороза, свечи горели всю ночь. Я сидела на нижней ступеньке. На рассвете, когда на небе проступила красная полоса, я почувствовала, что у меня за спиной кто-то стоит. Свечи догорали, пламя трепетало от порывов утреннего ветерка, запах пчелиного воска смешивался с запахами готовящейся в окрестных домах пищи.
Я обернулась. Надо мной нависала высокая фигура в доспехах из вороненой стали с золотой насечкой. Позади двое оруженосцев несли два щита на одном были изображены серебряные цветы на голубом фоне и золотые львы на поле цвета крови, на втором щите было три золотых солнца. Этот герб был намалеван совсем недавно, он ярко сверкал, отражая лучи настоящего солнца. Я уже знала подробности о битве у Мортимер-Кросса [44] ,
44
У Мортимер-Кросса близ Херефорда Эдуард, граф Марч, будущий король Англии Эдуард IV Йорк, одержал победу над передовыми отрядами (валлийцев и ирландцев) войска королевы
Он поднимает забрало. Это Эдди, Эдди Марч. Эдуард Плантагенет, герцог Йорк, король Ингерлонда. Позади бьет копытами, высекая искры из камней мостовой, и ржет, точно боевая труба, огромный черный жеребец, спасенный некогда мной от побоев.
Глава сорок четвертая
Ума тяжело вздохнула и отерла слезу платком из муслина.
— Пойду прогуляюсь немного. Дождя уже нет. Пусть Али расскажет тебе, что было тем временем с ним.
На следующий день после битвы при Вейкфилде мы обнаружили, что все заняты своими делами, а мы никому не нужны. Князь Харихара по-прежнему хотел добраться до Манчестерского леса, до которого оставалось всего пятьдесят миль в юго-западном направлении, однако с гибелью армии Йорка мы лишились защиты, а без вооруженной охраны ни один благоразумный путешественник не отважился бы проникнуть в те места, где господствовали разбойники. Королева тем временем вернулась на северо-восток, чтобы позаимствовать у шотландской королевы дополнительные войска, и, похоже, не собиралась в ближайшее время двигаться на юг или на север. Князь Харихара полагал, что так близко к своей цели мы уже никогда не окажемся, и приказал мне найти проводника, который помог бы нам преодолеть последний отрезок пути.
Брат Питер обнаружил возле собора маленький францисканский монастырь. Аббат указал нам дом сапожника, связанного с братьями Свободного Духа еще более прочными узами, нежели сами францисканцы. Этот достойный человек отложил в сторону дратву и иголки, кожу, молоток и другие орудия своего ремесла и охотно согласился проводить нас. Он сказал, что ему это весьма кстати, потому что в эту пору года, когда дни коротки и на свечи уходит много денег, он работает себе в убыток. Конечно, золотые монеты, предложенные ему князем, тоже сыграли свою роль. Мы весьма приободрились и поверили в успех своего предприятия, когда сапожник, присмотревшись к нашим смуглым лицам, припомнил, что несколько лет назад он слыхал о таком же темнокожем брате, обитавшем вместе с другими в Манчестерском лесу и вызывавшем немалое любопытство у окрестных жителей.
— Когда же это было?
— Три или четыре года назад, а то и больше. Сапожника звали Эдвин. Он был весел и бодр, но жил в одиночестве, отличался умеренностью и трезвостью, прилежанием и бережливостью. Его отец, каменщик-подмастерье, участвовавший в реконструкции собора (ремонт и посейчас, спустя более двадцати лет, так и не был завершен), погиб почти сразу после свадьбы, свалившись с большой высоты, оттого что подломились деревянные леса. Дядька Эдвина по матери, сапожник, взял племянника к себе в ученики. Эдвин не женился, был очень привязан к своей вдовой матери, и притом еще самоучкой освоил искусство чтения и штудировал Евангелие в переводе Уиклифа — этот перевод подпольно копировали и распространяли вейкфилдские ткачи, чинившие у Эдвина обувь.