Короли анархии
Шрифт:
Мои пальцы судорожно нажимали на клавиши, когда я играл, должно быть, пятидесятую пьесу за вечер, и я выругался, когда мои ноты стали неаккуратными. Лунная соната Бетховена разлетелась вдребезги под моими неуклюжими руками, и я громко выругался, отдергивая руки от клавиш и обрушивая на них удар.
К черту все это.
Внезапно я застыл в до боли тихой комнате, мои руки сжимались и разжимались, дыхание участилось, и я был на грани самоконтроля.
Я запрокинул голову и взревел от своего разочарования, сердечной боли и гребаного всепоглощающего страха к сводчатому потолку, шум
Монро и Блейк сидели у камина, когда я уходил, ожидая новостей. Это был жестокий и отчаянный способ провести ночь, и когда я понял, что не выдержу, я вместо этого пришел сюда, заставив их поклясться позвонить мне, если будут какие-нибудь новости.
Не то чтобы я не знал, что жизнь мимолетна, хрупка, непредсказуема и жестока. Я просто не думал, что его жизнь будет такой. Если бы я когда-нибудь вообразил, что могу потерять его из-за какого-либо поворота судьбы, я бы всегда предполагал, что это будет более жестокий конец. Не это затяжное, мучительное скатывание к смерти, которое не могли остановить ни власть, ни деньги, ни нужда.
И я действительно нуждался в нем. Киан Роско был нужен мне, как воздух в легких. Он был мне дороже, чем я когда-либо мог выразить словами, и я даже не знал, понимает ли он это в полной мере.
Он был моим первым другом в жизни. Единственный человек, который посмотрел на тьму во мне и увидел в ней что-то, о чем стоит узнать больше, а не то, от чего нужно бежать.
Он ни разу не испугался меня. Он никогда не съеживался и не шарахался даже от самого худшего во мне, и он был таким же стойким и надежным, как солнце, восходящее каждое утро, всегда рядом со мной, в чем бы я ни нуждался, как бы плохо я с ним ни обращался.
Он не был одним на миллион. Он был одним на семь и восемь десятых миллиарда. Я мог бы обыскать весь мир и никогда не найти ни одного человека, который мог бы сравниться с ним. Он был человеком без морали, страхов и сожалений. Он был моим братом в самом прямом, чистейшем смысле этого слова. Нам не нужна была кровь, чтобы связать нас, наша связь была намного чище и вернее этого. Он был одним из первых людей в этом мире, который помог мне понять, что любовь — это настоящее чувство.
Я любил его чистой, с полной ненавистью, эгоистичной любовью, и я знал, что это разрушило бы все во мне, если бы это было украдено.
Блейк не пережил бы его смерти. В глубине души я знал, что это будет равносильно и его смерти, так или иначе. И Татум с Монро тоже не остались бы с нами, если бы наш отряд был разбит. Я не знал, откуда я это знал, но я просто знал. Я чувствовал это. Это равновесие, созданное нами пятью, содержало в себе особый вид гармонии, который был бы разрушен, если бы кого-нибудь из нас украли.
Все, чего я когда-либо хотел или в чем нуждался, висело прямо здесь, в этот момент, и все же я ничего не мог сделать, чтобы изменить ход событий.
Я схватил куртку и выбежал из комнаты, даже не потрудившись ее натянуть и приветствуя холодный поцелуй воздуха, когда вышел из здания и запер за собой дверь.
Было почти пять утра, но я
Я был настолько захвачен идеей уничтожить Ройом Д'Элит, что позволил ему подвергнуть себя риску, мое собственное глупое тщеславие заставило меня поверить, что мы справимся без сучка и задоринки, просто потому, что я верил, что так и должно быть. Но если бы я действительно был таким могущественным, каким пытался казаться, тогда мне не нужно было бы просить их о помощи в раскрытии местонахождения клуба или информации о его членах.
Даже сейчас я все еще пытался собрать все воедино, чтобы разобраться с ними, используя этот вызов, чтобы отвлечься от страха за моего друга, но на самом деле я ни на йоту не приблизился к ответам, в которых мы так отчаянно нуждались.
И если окажется, что того, что они раскрыли для меня, недостаточно, чтобы мы разобрали клуб и разорвали на части людей, управляющих им, раскрыли правду о том, что случилось с отцом Татум, и раскрыли ее миру, тогда для чего все это было? Киан рисковал своей жизнью ради этой информации. Он может даже умереть из-за этого, и я не был уверен, что смогу выполнить данные ему обещания уничтожить их.
Я зашагал по тропинке к Храму, огибая озеро и оглядываясь по сторонам, выслеживая тени, гадая, может ли Ниндзя Правосудия выпрыгнуть из темноты, чтобы сразиться со мной.
Я хотел, чтобы он это сделал. Я жаждал подобной драки. Противника, которого я мог уничтожить. Кто-то, кого я мог бы заставить истекать кровью из-за боли, которую я испытывал в своем сердце и душе.
Но, конечно, между деревьями по-прежнему царила тишина, и я остался со своим надвигающимся горем, всепоглощающей тревогой и полной уверенностью в том, что ничего даже близко не смогу сделать, чтобы изменить судьбу, по которой мы шли.
Когда я, наконец, подошел к зданию, где я обосновался со своими братьями и нашей девочкой, я сошел с тропинки и направился между деревьями к комнате Киана в задней части здания.
Я остановился у его окна, глядя на задернутые шторы за стеклом, и двинулся вперед, пока мой лоб не прижался к холодному стеклу. Я медленно выдохнул, мое дыхание запотело на стекле, когда я представил, что я действительно с ним, как будто я мог почувствовать жар его плоти, протянуть руку и прижать ее к его груди и знать, что его сильное сердце все еще колотится с диким упрямством и явным отказом сдаваться.
Он не бросил бы меня. Он не бросил бы ее. Он не бросил бы никого из нас. Нет, если бы у него было хоть малейшее право голоса в этом вопросе. Он заключил бы сделку с дьяволом и ударил ангела в спину, если бы это было необходимо, чтобы удержать его с нами. Потому что мы принадлежали друг другу. Мы были не просто кучкой детей, играющих в игры и называющих себя Ночными Стражами, чтобы оправдать нашу порочность. Мы были пятью извращенными, почерневшими душами, которым всегда было суждено встретиться и объединиться. Я отказывался верить в любую другую версию правды. Каждому из нас чего-то не хватало, каждого из нас что-то преследовало, каждый из нас чего-то жаждал. И единственные ответы на эти потребности были друг в друге. Я бы поклялся в этом факте до своего последнего вздоха.