Короли блефа
Шрифт:
Он смешался и не смог ничего ответить. Было видно, что он совершенно не рад моему известию и крайне растерян. Как позже выяснилось, он не подал прошения о разводе. Более того, Скалон вообще не собирался разводиться со своей женой из-за трех своих дочек.
– Скалон? Генерал-майор Скалон, Александр Антонович, начальник штаба Второй пехотной дивизии, расквартированной в Казани?
– А я сказала – Скалон? – с удивлением посмотрела на Долгорукова Ксения Михайловна.
– Да, вы так сказали…
– Вырвалось ненароком… Ну да, это он, Александр Антонович Скалон. Тогда он был еще полковником. Он… Он просто преследует
– Преследует вас? – с удивлением протянул Всеволод.
– Да, – вздохнула Ксения Михайловна с каким-то надрывом. – Тогда, в Петербурге, он все же принудил меня прервать беременность. Он настаивал, пугал, грозил… В конце концов, он нашел какую-то бабку-повитуху, привез ко мне и заставил сделать аборт. Практически насильно…
– Но это преступление! – воскликнул Всеволод Аркадьевич, с жалостью и трепетом глядя на несчастную женщину.
– Да, – просто ответила Ксения. – Это преступление.
– Надо было заявить…
– Куда? – прервала Севу женщина. – В полицию? Жандармам? Это же смешно, – она почти истерически хохотнула. – Ославить себя перед всем светом? Да и кто мне поверит, гулящей?
– Не надо так говорить, – с горечью промолвил Долгоруков и заключил ладони Ксении в свои, словно желая отогреть. Ладони женщины действительно были холодными…
– А как надо говорить? – Она посмотрела Севе прямо в глаза, и ее взгляд был холоден и колюч. – Как есть, так и говорю.
– Вы сказали, что он преследует вас, – скорее для того, дабы перевести разговор в иную плоскость, нежели из любопытства спросил Всеволод Аркадьевич. В его словах и взоре сквозило безграничное и бездонное участие.
– Да, преследует, – тихо ответила женщина.
– Расскажите, – попросил Долгоруков.
– Извольте, – произнесла Ксения Михайловна – как показалось Севе, довольно безучастно, как если бы она уже смирилась со своей незавидной судьбой и лишилась сил сопротивляться. Что ж, даже сильную женщину может когда-нибудь сломить злой рок…
– После аборта я целых две недели находилась в горячке, практически между жизнью и смертью. Старуха все проделала не очень чисто и занесла мне какую-то инфекцию. Скалон несколько раз приходил, говорил, что все будет хорошо, и даже пытался… – после этих слов Ксения снова взглянула в глаза Севы: – Вы ведь мой друг?
– Несомненно! – с жаром подтвердил Долгоруков.
– Значит, вы не будете меня осуждать и относиться предвзято к моим словам?
– Ни в коей мере! Напротив… – дальше Сева не нашелся, что сказать, и замолчал.
– Он… он даже пытался совершить со мной… соитие… – Ксения Михайловна закрыла лицо руками и заплакала.
– Мерзавец! – не удержался, чтобы не воскликнуть Всеволод Аркадьевич. Но это на словах… А вот что клокотало у него внутри, известно лишь одному Всеведущему. – Простите, – он опустил руку на ее плечо, – простите меня, ведь это я вас… расстроил… своими вопросами.
– Ну что вы, – она подняла к нему лицо, все в слезах. – Напротив, я вам так благодарна. Ведь, рассказывая вам все это, я испытываю облегчение; я как бы очищаюсь от всей этой скверны, в которую Скалон вовлек меня…
Она промокнула слезы кружевным платочком и продолжила:
– Я все же хочу закончить свой рассказ. Чтобы… потом… между нами не было никаких недоговоренностей.
– Как вам будет угодно, – произнес Долгоруков, – но если вам это больно
– Нет, я все же закончу, – упрямо повела хорошенькой головкой Ксения Михайловна. – Итак, после двух недель болезни, едва оправившись, я решила уехать. Но куда? В Москву? Он достанет меня и там. В Первопрестольной у него было полно родни и имелись хорошие связи… И я решила уехать в Нижний Новгород. Там я целых два месяца прожила в покое и душевном отдохновении, покуда не узнала из газет, что уже генерал-майор Александр Антонович Скалон переведен в должность товарища председателя военно-окружного суда Нижегородской губернии. Все! Опять все сначала! Уже на второй день он нашел меня и начал принуждать к интимной связи, говоря, что продолжает любить меня. Я отказала ему. Тогда он предупредил, что найдет способ меня, как он сказал, «укоротить». Зная, что так оно и будет, я стала готовиться к отъезду в другой город. Любой!
Ксения перевела дух и посмотрела на Севу уже сухими глазами:
– Я выбрала Казань. Когда я ходила за билетом, в мою квартиру проникли взломщики и похитили у меня шкатулку с ценными бумагами, на проценты от которых я жила. Я, конечно, отменила отъезд, заявила в полицию, но похититель, как и ценные бумаги, не были найдены. В течение трех месяцев, пока шло следствие, я подвергалась домогательствам Скалона, буквально преследующего меня. Каждый день он каким-либо образом давал знать о себе. Это было ужасно, и сил терпеть все это уже не доставало. Я продала кое-что из моих драгоценностей, купила билет и пароходом отправилась в Казань. Здесь я сняла вот этот домик, прожила несколько месяцев, и хоть наделала массу долгов, но все же начала как-то приноравливаться к своей скромной жизни. И вот, в один прекрасный – нет, ужасный! – день на пороге моего дома объявляется… кто бы вы думали?
– Нетрудно догадаться, – произнес с болью в голосе Всеволод Аркадьевич. – Скалон.
– Он! Оказывается, по его ходатайству его перевели сюда начальником штаба пехотной дивизии. Я едва его выпроводила, но он заявился снова через несколько дней и сообщил, что скупил все мои долговые расписки и векселя, к тому же знает, где находятся похищенные у меня ценные бумаги. «Так это ты их украл!» – воскликнула я, на что он лишь нагло усмехнулся и заявил, что «взяты» были бумаги не им лично, но по его указанию. Мол, это компенсация за мою «измену» и за то, что я его «бросила», а также за все подарки и украшения, что он мне делал, когда мы были вместе. И что он готов вернуть мне мои бумаги, долговые расписки и векселя тотчас, как только я вернусь к нему. То есть опять стану с ним сожительствовать…
– Но это же шантаж! Самый что ни на есть низкопробный шантаж и вымогательство! То есть принуждение к сожительству, за что можно схлопотать приличный срок! – воскликнул Долгоруков, прекрасно зная, о чем говорит. В своей «деятельности» «червонные валеты» старались избегать подобного рода деяний, посему их аферы чаще вызывали усмешку, а иногда и гомерический хохот, нежели гневное презрение и яростное негодование. Скалон же переходил всяческие границы.
– Я не смогу ничего доказать, – убито произнесла Ксения Михайловна. – Я даже не смогу доказать, что похищенные ценные бумаги принадлежали мне, – так уж получилось. К тому же у него связи и власть, а у меня что? Слова обиженной женщины? Да кто их будет слушать?!