Короли старшей школы

Брэнди Меган

– Чиииз! – говорит она, улыбаясь, глядя в мой телефон.

Я смеюсь, делаю небольшой шаг назад и фотографирую ее, как она хочет.

– Хочу посмотреть! – Она тянется за телефоном, поэтому я наклоняюсь и поворачиваю экран к ней.

Она смеется над собой, вырывает телефон у меня из рук, а затем опускается на мое согнутое колено.

Я быстро восстанавливаю равновесие, чтобы мы не упали, и она начинает болтать ногами. Она нажимает на кучу кнопок, но, когда ничего не происходит, отдает мне телефон и встает.

– Да-вай! –

говорит она мне через плечо и возвращается к Кэптену и Ройсу, которые смотрят на меня, стоя всего в нескольких футах.

Я делаю шаг вперед, но замираю в ту секунду, когда Кэп наклоняется, чтобы поднять ее, и крепко обнимает.

Мой разум рисует Рэйвен рядом с ним, его улыбку и руки Зоуи, протянутые к ним обоим.

Я поворачиваюсь, сажусь в свой внедорожник и уезжаю.

Вот почему я сегодня сам сел за руль.

После быстрой остановки у дома я паркуюсь перед большими воротами складов и жду, когда их откроют. Я медленно сдаю назад, останавливаясь, когда перед моей машины оказывается прямо на линии. Таким образом ни Кэп, ни Ройс не смогут припарковаться сзади. Не то чтобы они собирались сюда приехать.

Мак подходит, кивает и хмурится, поэтому я открываю дверь, вытаскиваю бутылки с пассажирского сиденья и машу ими.

С легким смешком он качает головой, отходя в сторону, чтобы я мог выйти.

Я нажимаю кнопку на брелоке, и задняя дверь открывается.

Мы оба садимся, и я, не теряя времени, открываю бутылку и делаю несколько глотков прямо из горла.

Я передаю ее Маку, он говорит:

– Полагаю, то, что ты здесь без своих братьев, означает, что они не знают, что ты здесь?

– Нет. – Я смотрю на толпу.

Они готовятся к боям, делают ставки и все облажаются.

Я смотрю на здание на краю участка:

– Позовите кого-нибудь туда, выпотрошите гребаную коробку и разложите все по полочкам. Сделай там место, где мы сможем расслабиться подальше от посторонних глаз. Пусть там будет еще комната.

Мак кивает, вытаскивая свой телефон.

– Сделаю.

Я снова пью из бутылки, жидкость жжет мне гортань на пути вниз.

– Кто у тебя сегодня распределяет?

– Это все делает Бас. Мы пишем ему имена, он посылает нам план. Все утверждает.

Я пристально смотрю на людей, которые веселятся, чертово веселье.

Бишоп должен быть сосредоточен на чем-то одном и только на этом – не сводить глаз с Рэйвен.

Я делаю еще глоток, вытирая рот тыльной стороной ладони.

– Битва ночи, измени ее. Я хочу выйти.

Я поворачиваю голову к Маку, когда он ничего не говорит.

Он секунду смотрит на меня, но кивает и уходит.

Каждые несколько минут все больше и больше людей проходят через ворота, и вскоре заведение переполняется, охрана оцепила периметр, а музыка зазвучала громче. Алкоголь подействовал, и моя кровь потеплела.

Толпа собирается сзади, когда начинаются первые бои, поэтому я отталкиваюсь от бампера

и стягиваю рубашку через голову. Моя рука подсознательно трется о татуировку, но в ту секунду, когда я это осознаю, отдергиваю ее.

Черт.

Я провожу рукой по лицу. Я в полной заднице и действую противоположно тому, чего хочу.

Мне нужен пустой разум, я хочу, чтобы моя голова и сердце онемели, как и мое тело. Как так получается, что я не чувствую физической боли, но внутри у меня такое ощущение, будто кто-то, поднося ко мне бритву, медленно, методично разрезает каждый гребаный дюйм, не оставляя ни частицы нетронутой, не отмеченной, не наказанной.

Вот что это такое, как нож в живот.

Моя горькая и жестокая награда.

Отдай все, что у тебя есть, умри с бьющимся сердцем.

Сохрани это, живи с тяжелым чувством.

Я отдал ее, и теперь я ходячий гребаный зомби.

Мак возвращается, готовый залепить мне костяшки пальцев, но я стряхиваю его, делаю последний глоток, черт возьми, и двигаюсь к краю самого большого кольца.

Я стою там, немного покачиваясь, не уходя с передней стойки, когда бой заканчивается быстрым нокаутом и начинается следующий.

Персонажи помельче закончились, толпа разрастается, все шире и шире. Становится громче.

А я становлюсь все пьянее, мое тело тяжелеет, но я чувствую себя легким, как гребаное перышко.

Данте, наш заводила, кладет свой мегафон на бок и подходит ко мне. Он хлопает меня по спине, его глаза устремлены на двоих в центре, танцующих друг вокруг друга.

– Что хорошего, Брейшо?

Я качаю головой.

– Черт, – бормочу я невнятно. – Готов выйти.

Он кивает.

– Парень хочет знать, должен ли он уступить сегодня вечером или что тебе от него нужно?

– Я никогда не прихожу сюда самоутвердиться, Ди. Мне это не нужно. Скажи ему, чтобы работал усерднее. – Я смотрю на него. – Скажи ему, чтобы не останавливался.

Голова Данте замирает на секунду, но он кивает, снова ударяет меня по спине, затем поворачивается, крича в мегафон двоим парням в центре, чтобы они перестали валять дурака и начали работать как следует.

Не знаю, сколько длится их бой. Когда я выхожу в центр ринга, крики эхом отдаются у меня в ушах, а затем кулак летит мне в лицо.

Я отступаю, на моих губах появляется улыбка, и я выпрямляюсь.

Я вскидываю руки, дразня парня пальцами.

Ближе, сука.

Еще один удар по голове, но мне удается переступить с ноги на ногу, чтобы не упасть. Я резко моргаю, и в поле зрения появляется ублюдок-горилла, поэтому я замахиваюсь и бью его по ребрам, но тут же получаю коленом в живот.

Я смеюсь, выплевывая изо рта то, что похоже на кровь, и снова вхожу, но внезапно я оказываюсь на спине, и на меня наваливается тяжесть.