Корона Дейлмарка

Джонс Диана Уинн

– Ох, парень, не пори ерунды! Ружья ввозятся сюда контрабандой с Юга. Неужели ты думаешь, я доверю тебе такую дорогую вещь? И выпрямись! Ты сидишь на лошади, как куль с мукой!

Митт сердито выпрямился и направил лошадь к воротам. Он умел и стрелять из ружья, и ухаживать за ним. Во всем Дейлмарке не было ружей лучше тех, что делал Хобин, его отчим. Но похоже, убедить в этом десятника невозможно.

– Да, командир. – И добавил, энергично взмахнув рукой в перчатке: – Счастливо оставаться, командир, – правда, когда уже отъехал настолько, что дружинник не смог бы до него дотянуться.

Митт проехал рысью по улицам

города, густо разубранным для праздника, который ему придется пропустить, и поднялся на вершину утеса. Отсюда солнце казалось золотым глазом в щелке меж приоткрытыми тяжелыми серыми веками моря и неба. Далеко внизу виднелись крыши бесчисленных лодочных сараев. В одном из них хранилась разбитая прогулочная яхта, на которой они – Митт, Хильди, Йинен и Навис приплыли сюда. Яхта Йинена. А графиня, получается, еще тогда, когда они только прибыли, начала строить свои коварные планы. И именно это, понял Митт, больше всего злило его в сложившихся обстоятельствах. Он понял и еще одну странную вещь: гнев словно пробил те стены, которые, как ему казалось вчера, окружали его со всех сторон, и породил неясную, но ощутимую надежду. Надо увидеться с Нависом. Навис, отец Йинена, человек невероятно хладнокровный и обязательно что-нибудь придумает. И ему не привыкать разбираться с заговорами графов, ведь он сам – сын графа.

От Нависа мысли Митта перекинулись к Йинену. Погрузившись в размышления, Митт ехал между морем и полями на склонах холмов. Множество крестьян поднимались к полям – они шли косить, хотя уже начался праздничный день. А Йинен… Митт восхищался мальчишкой, хоть тот и был младше. Йинен… он надежный, да, это самое подходящее слово. А вот его сестра Хильди…

Сначала Навис, а за ним и Йинен покинули Аберат, а Хильди и Митт вместе пробыли там еще месяц, пока законотолковательница графини учила девочку законам, геометрии, истории и древним письменам, чтобы та могла сдать вступительные экзамены в прославленную законоведческую школу в Гардейле. Если она поступит, сказала Хильди Митту, ей всегда удастся заработать себе на жизнь. На Севере никто не пользовался таким почтением, как законоведы. Хильди пыталась опекать Митта, но не слишком. Да и то лишь потому, что Митт, наряду со всеми прочими обязанностями дружинника-ученика, изо всех сил старался овладеть искусством чтения и письма.

«Я буду писать тебе, – пообещала Хильди, когда ей настало время уезжать, и добавила: – Чтобы помочь тебе учиться читать». Беда в том, что она сдержала свое обещание.

Ее первые письма были написаны тщательно выведенными буквами и содержали множество новостей. В следующих почерк оказался заметно небрежней, а по последним письмам чувствовалось, что она писала их нехотя. К тому времени Митт достаточно освоил грамоту и сам начал писать. Хильди аккуратно отвечала на каждое его письмо, но никак не могла удержаться от того, чтобы не указывать ему на ошибки в правописании.

Митт продолжал писать ей – ему было о чем рассказать, – но письма Хильди становились все короче и суше, каждое следующее оказывалось все сложнее для понимания. Последнего письма Митт ждал больше месяца. А когда оно наконец пришло, вот что он прочитал:

Тут на днях прошел гриттлинг. Мальчики из фэйсайда пошли в трейс со шкуродерками, ты можешь себе представить?! У них к тому же было право сейна, но тут случился

общий каппин – и ни барлая. А у нас оказались только дерьмушки! Но нашим фамилом была Биффа, так что можно лишь пожалеть, что ты не мог видеть этот хуррел. Хайсайдцы – это псарня, и у нас херисон от скапа до длиндня, так что все следят за нами, не сводя глаз, хотя нам пора бы уже притерпеться. Спешу, чтобы успеть к облаве.

Хильдрида

Словно послание с Луны. Митта оно очень сильно задело. У него с Хильди и так было не много общего, а теперь она определенно дала понять, что и того немногого больше нет. После этого письма он сказал себе, что ему совершенно безразлична дальнейшая судьба Хильди. Но Керил и заставил его понять, что он ошибался. И вот, пока мерин шел легкой рысью, Митт пытался убедить себя, что всего лишь проявил великодушие по отношению к ней. Чушь. Он не хотел, чтобы с Хильди случилось что-нибудь плохое, тем более сейчас, когда она, судя по всему, впервые в жизни узнала, что такое радость.

Тем временем солнце поднималось все выше и выше. Митту стали попадаться встречные путники, направлявшиеся на праздник в Аберат. Они на свой фамильярный северный манер окликали Митта и спрашивали, не заблудился ли тот. Парень кое-как отшучивался и подгонял коня. А у того, как обычно, имелись совершенно иные планы. Он то и дело пытался вернуться в Аберат, и юноша беспрерывно проклинал его. С этим мерином у него были очень плохие отношения. Когда никто не слышал, Митт звал скотину Графиней. Конь, точь-в-точь как графиня, держал голову набок, двигался так же порывисто, а вернее, судорожно и, похоже, не любил Митта так же сильно, как и она.

Наконец они добрались до развилки. Одна дорога, наезженная и изрытая колеями, шла вдоль берега к Аденмауту, а вторая, еще более широкая и еще сильнее изрытая, резко забирала влево и уходила в горы, вглубь графства. По этой дороге уже почти сплошным потоком шли люди; они сворачивали навстречу Митту, и окаянный мерин норовил пристроиться вместе с ними. Поднатужившись, Митт заставил коня повернуть голову в сторону аденмаутской дороги и дал ему хорошего шенкеля.

– Похоже, нам по пути, дружинник, – окликнули Митта.

Митт, раздраженный и разгоряченный, оглянулся и увидел на главной дороге паренька на косматой неухоженной лошаденке. Судя по выцветшему мундиру, тоже дружинник. Митт совершенно не нуждался в компании, но люди на Севере, видимо, не понимали, как это можно хотеть побыть одному. К тому же при езде на четвероногой Графине всегда было очень полезно иметь попутчика, который мог бы ехать впереди. Так что, когда обе лошади двинулись бок о бок, оставляя в пыли отчетливые отпечатки подков, Митт, пересилив себя, сказал:

– Еду в Аденмаут.

– Отлично! И я тоже, – откликнулся веснушчатый парень. Лицо у него было вытянутое и очень живое. – Рит, – представился он. – Из Водяной Горы.

– Митт, из Аберата.

Рит рассмеялся; как раз в этот момент они свернули на узкую дорогу.

– Великий Единый! Ты забрался еще дальше, чем я! – воскликнул он. – Как южанин оказался так далеко на Севере?

– Приплыл на лодке. Вообще-то, мы плыли, куда нес ветер, – объяснил Митт. – Думаю, мимо Королевской Гавани мы прошли ночью. А откуда ты узнал, что я южанин? У меня все еще такой сильный акцент?