Корона Меднобородого
Шрифт:
В общем, мы разговорились, что даже не заметили, как кот сначала задремал, а потом тихо ушел по своим делам. Евнуха отправили за вином сначала к Селиму, потом в Галату. Эта Хюррем сама квасит только в путь. Даром что я ведьма, но она бухает, как не в себя. Я было подумала, что она в грусть-кручину ударилась, но от грусти она бы давно под столик свалилась, а так до утра просидели.
Не буду про Лисовских пересказывать, вы их все равно не знаете и в Киеве не бывали. Хороший, кстати, город. Жаль, что большие деньги его стороной обходят.
Самое главное,
Что, кстати, не спрашиваете, красивая ли Хюррем? Нет, она не красивая. Я красивая. А она так. Она бабка старая. Ей за сорок. У нее трое сыновей на выданье и четвертый подрастает, дочка замужем за визирем, а рожено было еще больше, да не все дети дожили.
Хюррем мне и говорит:
— Давай Оксана, тебе побег устроим. Скажем Сулемайну, что ты скверная девчонка и евнухов соблазняешь. Скажем, что зашили тебя в мешок и бросили в море.
— И бросите?
— Бросим, не обманывать же султана. Потом выловим, дадим денег, дадим подорожную и домой отправим. До Измаила на Дунае с верными людьми на корабле, дальше купеческими путями до Житомира. Расскажешь матушке с батюшкой как там мое житье-бытье. Султан, он хоть и нехристь, а человек уважаемый. И в законном браке живу, не в блуде.
— А давай, — я и так баба не промах, а по пьяни и вовсе отчаянная.
— Хоть сейчас?
— Да хоть и сейчас.
Думаете, Хюррем меня просто приревновала за мою красоту? Она двадцать лет за Сулейманом замужем. У него за двадцать лет баб было видимо-невидимо. И все красивые, будьте уверены. В конце концов, Мариам тоже ничего, хотя ей до меня далеко.
— Ведьме в гареме не место, — сказал кот с тремя полосками, который незаметно вернулся и слушал нашу беседу.
— Да, мягонький, я тоже так думаю, — погладила его Хюррем, — Отправим ее домой?
— Можешь и дальше отправить, — муркнул кот, — Нам с Сулейманом она не нравится.
— Султан на меня даже не посмотрел! — возмутилась я.
— Потому что ты ему не нравишься, — ответил кот.
— У вас что, кот во дворце решает, с кем султану спать? — спросила я.
— Кот не решает, а советует, — ответила Хюррем.
— И султан его слушает?
— Как его не слушать? Он моего Сулеймана от ифрита спасал, от безумного дервиша, от змеи-оборотня. У Сулеймана жизнь не сахар. Он в бане решетку за собой запирает, чтобы помыться спокойно. На моей памяти купленный евнух султана задушить пытался, наложница чуть не зарезала и ассасины как-то приходили знающие про кота, без колдовства. Там вообще резня была, кровища по стенам. Сулейману брюхо вскрыли, кот от него месяц не отходил, песни пел, чтобы заживало быстрее.
— Он еще и песни поет? Как кот
— Что такого? Даже простая кошка может на больном месте полежать, чтобы легче стало, но у непростых это лучше получается.
— И что теперь, продадите меня?
— Только что же говорили. Не продадим, а спишем и домой отправим. По правилам из гарема один выход — вперед ногами. Сходи там, вещи собери, если есть что ценное. Я сейчас родным весточку напишу и начальству письма. Нет, писать долго. Отправлю с тобой арапа Махмуда, пусть до Рогатина довезет, про меня на словах расскажет и обратно заберет письма.
Представляете, я, как дура, сама залезла в этот мешок. У них там готовые мешки для казни. Нет, вы поняли? У них в кладовке лежит пачка сложенных мешков, чтобы в них топить наложниц. Они их оптом покупают.
Хюррем вручила мне кожаный тубус с притертой крышкой, якобы письмецо домой черкнула. Евнухи закрыли мешок и зашили большой иглой. Как не в первый раз и не во второй. У них, наверное, очередность расписана, кому наложниц топить.
Потом меня закинул на плечо большой арап, положил в лодку, выгреб в море, связал ноги через мешок и бросил в воду. Он ко мне камень привязал!
Я посидела-посидела в мешке, поняла, что вытаскивать меня никто не собирается. Достала ножик, потыкала им в узел, веревка лопнула, камень утонул, я всплыла. Правда, до берега далековато вышло, но ведьмы, как известно, не тонут. Сама не верила, пока не проверила. Грести устала, но поймала течение и выплыла.
Я на случай, если в гареме не понравится, сварила улетную мазь из травы терлич. На базаре в Истанбуле чего только нет. Намазываешься, садишься на метлу и взлетаешь. Метла — часть заклинания. Лететь только голой. Дождалась ночи, украла метлу, разделась, намазалась и улетела.
Как я узнала, какой корабль? Спросила в том доме в Галате, где мы с вами снимали угол. К вам посыльный от визиря приходил, приглашал на «Диван», все слышали.
Потом подумала, а что такое шуршит в кожаном футляре, который мне дала Хюррем? Открываю, а там дохлая змея. Была наверняка живая, на случай, если я раньше времени футляр открою, да задохнулась. Змея красивая, с красными полосками. Я ее засушу, на зелья пойдет.
— Так бы я, конечно, что-нибудь доброе сказала батюшке Хюррем. Но теперь хрен. Я ее семейке такого наговорю, мало не покажется. На весь мир ославлю, — закончила рассказ Оксана.
— Ты все-таки туда поедешь, в этот Рогатин? — спросил Вольф.
— Надеюсь, что нет. Но мало ли какая жизнь в этой Европе. Дома-то оно понятнее. Хотя меня дома никто не ждет, а зря. Я бы кое-кому показала, где раки зимуют.
— А Рогатин от твоего дома далеко? — спросил Ласка.
— Я так поняла, что он западнее Житомира. Хюррем мне дорогу через Польшу объяснила. Из Кракова на восток до Волыни, а от Волыни на юг. Ни на какой Волыни я отродясь не была. Но название слышала. К северо-западу от Житомира. Там еще Чар… Чор… рыльские какие-то живут.