Корона мира
Шрифт:
— Да-да, — довольно закивал гандер. — Это было очень нелегко, пришлось потрудиться. Но если бы мы вздумали с ними разговаривать, нас бы сначала утыкали стрелами, а потом уже стали расспрашивать. Да и в деревне жители были не слишком любезны. Очень похвально, что месьор Майлдаф был столь запасливым, и у него, как и у меня, нашлось два десятка золотых.
— У меня их было больше, — усмехнулся горец. — Так я и стал бы вытряхивать все! Но сорок золотых за пару тощих кляч с ветхой повозкой, когда вместе с шестью благородными месьорами едет прекрасная дама, — это слишком! Где мой любимый пегий Стедди?! Уж он бы домчал нас вдвое быстрее!
Когда забрезжил рассвет,
Там он отдохнул немного — все же столь тяжелые грузы крылатый змей не переносил давно — и путь по воздуху продолжился.
Сколь велики были просторы пущи, и как быстро и сравнительно беспрепятственно миновали они эти невысокие, но разрушенные и крутые горы с многочисленными разломами, ущельями, осыпями и скальными стенами, эти густые непроходимые чаши, темные лощины и глубокие овраги, сотни ручьев и речек, лиги открытого пространства, где путники были бы заметны всем, и предательские топи! Только сейчас они поняли до конца, каким великим счастьем было для них открытие древнего города гномов!
— А все же ты умный человек, Евсевий, — заметил Майлдаф. — Потому что знаешь, на что употребить свои знания. Куда бы тебя ни заносило, ты делаешь чудеса, чтобы живым вернуться домой. А если бы ты сидел дома, то зачем бы тебе понадобилась вся твоя ученость?
Зеленый остров предстал перед ними как изумруд, заключенный в серебряную оправу прибоя. Круглые холмы, белые меловые скалы, вздымающиеся отвесно, словно колонны, на двадцать пять локтей и пенящиеся под ними волны, маленькие укромные бухты, гряды дюн, пышный лес, разноцветный при взгляде сверху, поющий на сотни дивных голосов, белоснежные яблоневые сады и несравненный аромат, который хотелось пить и пить и лучше коего не было более нигде. С высоты драконьего полета только сосна и ель виделись зелеными, с оттенком синевы, дуб же и иные деревья с широкими листьями выглядели ярко-золотыми.
«А ведь там, в пещере духов, я видел почти то же, когда выглядывал в окно храма, — подумал Сотти, когда из корзины, слегка раскачивающейся в драконьих когтях, им открылись холмы, храм и постройки Гленллана. — Почти. Может, здесь знают о той белой башне?»
Градоначальник изменился после того визита в зеркальный лабиринт, и он сам это чувствовал.
Он тащил через всю пущу этого сопляка королевского рода — принца Конти, чтобы с его помощью после смерти Мило сесть на трон Аргоса. Для этого Сотти и присоединился к вылазке Конана. Что-то подсказало ему, что им не суждено будет вернуться на «Полночную звезду». А возможность зарекомендовать себя перед монархом сильнейшей хайборийской державы тоже дорогого стоила.
Принц Конти был младшим в роду, но уже успел показать себя: в отличие от своих братьев, предпочитавших проводить время в дворцовой праздности, Конти постоянно искал приключений. То он учился ходить под парусом, для чего старательно штудировал навигацию, географию и астрономию, то им овладевала страсть к стихосложению, и юноша просиживал ночи напролет, изучая шедевры изящной словесности и упражняясь сам, то он воображал себя знаменитым государственным деятелем и полководцем, целые дни не расставался с мечом и ламирой, читал сочинения историков и военачальников.
Последним «подвигом» Конти стал поединок. Принц имел глупость влюбиться в одну девицу, довольно смазливую и, на ее беду, честную. После одного из дворцовых торжеств с балом и возлияниями трое подвыпивших приятелей решили развлечься в беседке королевского сада с юной прелестницей. Иная бы за честь почла,
И все теперь складывалось как нельзя удачно, только вдруг Сотти почувствовал, что это ему не нужно. С дальнего морского горизонта светила ослепительной снежной белизной таинственная башня в краю зеленых деревьев, и золотое солнце сияло незамутненно в истинно голубом небе. Каждый раз, как Сотти вспоминал об этом, вся картина живо представлялась ему, и он понимал с удивлением, что испытывает единственное желание: оказаться там. Сердце, о коем он давно забыл как об источнике волнений, каждый закат трепетало и пело, будто отделенное от желанного и родного прозрачным, но непроницаемым стеклом. Закат звал его, и светлая тоска будто по потерянному когда-то говорила, что его белая башня там, за Океаном.
Вот с таким чувством сходил он на зеленый луг перед дивной деревянной постройкой, по сравнению с коей дворцы Мессантии, а возможно, и самого Бельверуса и Хоршемиша со всем их золотом и мрамором казались верхом безвкусицы.
Прилет дракона, как ни странно, не вызвал в городке ни малейшего удивления. Лишь пятеро человек встречали их, прочие же только улыбались приветственно и восклицали что-то на непонятном и дивном певучем языке, спеша по своим делам. Легкий ветер дул с моря, и суровая древняя башня маяка не казалась сегодня такой безмолвно-неприступной, согревая выстуженные временем стены в солнечных лучах.
Двоих из этих пятерых Майлдаф, Озимандия и Евсевий узнали сразу. Это были подчеркнуто церемонный невысокий кхитаец Тэн И и белобрысый крепыш-гандер — Хорса. Третьим был величавого вида седой муж с амулетом в виде крылатого солнца на груди, в простой серой хламиде, правда с дорогим поясом с серебряной отделкой, а рядом с ним стоял другой благообразный старик, довольно высокого роста аскет в одежде жреца-митрианца. Пятым же оказался прекрасный молодой месьор с длинными волосами цвета воронова крыла, высокий, превосходно атлетически сложенный. На нем был простой зеленый костюм, алый плащ, кожаный пояс и невысокие охотничьи сапоги. На поясе висел дивной работы меч, и, судя по всему, его владелец знал толк в фехтовании, да и вообще в войне. Его черные глаза вмещали в себе бездонность тысячелетнего опыта, будто бы они вобрали все небо, от изначальной черноты до появления солнца и луны, да первозданный неискаженный свет в придачу. Он только внешним обликом был схож с человеком, но всякому заметен был его скорбный и ясный дух, и черный дракон не замедлил подтвердить его особость.
— Здравствуй, Песнопевец, — изрек змей.
— Здравствуй, — отозвался голос вроде бы человеческий, но звучавший на тысячу голосов земли, небес, вод и огня. — В последние дни это второе явление к нам гостей за долгие годы одиночества. Что привело их сюда?
— Дело, Песнопевец, о важности которого они сами наверняка не подозревают. В мир наконец явился человек, способный собрать три ключа воды.
— Кто он? — вопросил тот, кого дракон назвал Песнопевцем. — Верно ли, что это король Аквилонии, Конан Киммериец?