Корона Ордынской империи, или Татарского ига не было
Шрифт:
Но в современном татарском языке есть и слово « сюнче» — буквально означает «тот, кого направляют, или кто приходит с доброй вестью».
Таким образом, и слово «сюаньчай», означающее посланника, с учетом незначительного изменения, как видим — вследствие транскрипции или за давностью — мы можем найти в современном татарском языке: у татар доныне существуют выражения « сюнче жибэр» («направь человека для оглашения, сообщения»), и еще « сюнче килде», что значит: «пришел человек с доброй (радостной) вестью». Выражения эти применяются в повседневности, и маловероятно, что могут (могли) усвоить это носители другого языка — поэтому в язык халха и не
Вот еще пример того, что слово, похожее на халха-монгольское (В. П. Васильев записал его русскими буквами как « би»), было переведено им именно как халха-монгольское, в качестве местоимения «я», что и означает на языке халха данное слово ( би). Посмотрим, какое в результате подобного перевода получилось словосочетание.
Перевод текста Мэн-хуна В. П. Васильевым: «Я сам, при свидании с их регентом, императорским наместником, великим князем Мухури, слышал, как он называл себя всякий раз татарским человеком; да и все их вельможи и главнокомандующие называли себя «я» ( би) (выделено мной. — Г.Е.), они вовсе не знали, откуда взялось название Монголов…» ( 17, 220). Как видим, из текста перевода, если его воспринимать буквально, однозначно следует, что представители правящего слоя у татар Чынгыз хана для обозначения своего социального статуса применяли почему-то местоимение «я» — то есть, представители знати (именно социальная группа) называются у монголо-татар местоимением «я», именно в качестве социального термина. Но, судя по смыслу приведенной фразы Мэн-хуна, правильнее было бы предположение, что слово « би» означало вовсе не местоимение «я» на языке татар Чынгыз хана, а являлось именно социальным термином, присущим «вельможам и главнокомандующим», которым они называли себя и соответственно, так называли их и другие, определяя их статус.
И В. П. Васильев указал в скобках оригинал слова из текста Мэн-хуна ( би ), очевидно, потому, что вовсе не был уверен в переводе этого слова на русский язык именно в качестве местоимения «я».
И ученый был прав — сохранив это слово в тексте перевода в оригинале, он оставил нам ценный факт — есть подобное слово ( би, бий) в татарском языке — историческое слово, хорошо известное в татарских исторических источниках и литературном языке. Переводится как «достойный, знатный и благородный человек», примерно соответствует слову «князь» либо «рыцарь» [35]( 42, 14; 105, 92).
Теперь прочитаем текст перевода, оставив слово «би» в тексте — не заменяя его местоимением «я», то есть, не «переводя» это слово на русский язык. Получится связное словосочетание, по смыслу соответствующее всему тексту: «… да и все их вельможи и главнокомандующие называли себя « би»…». Как видим из текста Мэн-хуна, представляясь кому-либо и обозначая свое высокое положение в обществе, называли себя вельможи и главнокомандующие татар Чынгыз хана именно словом « би» (« бий»). Чуть ниже увидим, что самого старшего сына Чынгыз хана (первенца) тоже звали Би [36], как и передает это имя Мэн-хун в другом месте этих же своих «Записок о монголо-татарах» ( 17, 221).
Приведем примечательный
В «Шаджарат ал-атрак» описывается случай, как именно отреагировал Чынгыз хан на неожиданное для него известие о смерти своего сына Джучи, которого он «утвердил на престоле ханства», поручив ему в управление «Хорезм и Дешт-и-Кыпчак от границ Каялыка до отдаленнейших мест… вплоть до тех мест, куда достигнет копыто татарской лошади». При том отмечается, что этого своего сына Джучи Чынгыз хан «любил больше всех остальных своих детей…» (там же, 203–204):
«В момент получения известия о смерти сына Джучи (февраль-март 1227 г.), Чынгыз хан произносит по-тюркски:
Кулун алган куландай кулунумдан айрылдым
Айырылшкан анкудай эр улумдан айрылдым
То есть:
Подобно кулану, лишившемуся своего детеныша,
Я разлучен со своим детенышем
Подобно разлетевшейся в разные стороны стае уток
Я разлучен со своим героем — сыном
Когда от Чингиз хана изошли такие слова, все находившиеся в ставке эмиры и нойоны [37]встали, выполнили обряд соболезнования и стали причитать» (СМИЗО, т. 2, с. 203–204; «Шажарат ал-атрак, с. 222–224)» ( 52, 184; также см. 102, 203–204). ( Здесь мной приведен перевод с «тюркского» языка на русский язык, изложенныйС. Г. Кляшторным, который более точен, в отличие от перевода, данного в сборнике материалов Тизенгаузена В. Г. издания 1941 г.).
Можно сделать вывод, что летописец, зафиксировавший это событие, был объективен и точен относительно того, что потрясенный горем Чынгыз хан выразил свои чувства именно на тюркском языке ( точнее, на одном из тюркских языков), и, соответственно, народном ему языке. И после пережитого горя, вызванного потерей уже второго сына [38], Чынгыз хан прожил всего шесть месяцев.
Отметим, что основной текст «Шаджарат ал-атрак», сведения из которого приведены выше, составлен на персидском языке, который был одним из языков международного общения средневекового мира наряду со средневековым татарским. [39]Видимо, также и автор более ранних записок, на основе которых и был составлен «Шаджарат ал-атрак», был послом или просто носителем другого языка, чем тот, на котором говорили большинство из присутствующих в ставке Верховного хана.
И поэтому также оправдано вполне уточнение автором языка, на котором говорили Чынгыз хан и его приближенные: для более «правильного и достоверного» информирования своих читателей автор подчеркивает, что это был именно тюркский языки приводит дословно высказывание Чынгыз хана в ответ на известие о гибели сына Джучи. И произнесенные Чынгыз ханом слова, приведенные в оригинале автором «Шаджарат ал-атрак», понятны, полагаю, в достаточной степени даже тому, кто знает современный татарский язык, на соответствующем уровне.
Сведения о том, что у монголо-татар Чынгыз хана был свой, то есть татарскийязык, уже приводились. И был этот язык знаком и европейцам, именно как татарский. Более того, язык этот был довольно известен в Европе в средние века — например, некоторые (скорей всего, многие) купцы им владели в совершенстве. В подтверждение приведу сведения Марко Поло [40], который описывает встречу его отца и дяди с Верховным ханом Державы Монголов Кубилаем (вторая половина XIII в.):