Коронатор (Делатель королей) (другая редакция)
Шрифт:
– Не говорила ли она что-либо обо мне в эти дни? – с затаенной тревогой спросила Анна.
Но баронесса ответила, что о принцессе Уэльской в Тауэре упоминают крайне редко, и лишь однажды она слышала, как леди Изабелла произнесла имя сестры в беседе с мужем. Правда, в последнее время отношения у Изабеллы и Джорджа не ладились, и хотя они часто и подолгу уединялись, Дебора не раз замечала, что после этого Изабелла ходила с заплаканными глазами.
– Она по-прежнему без ума от Джорджа? – спросила принцесса.
– О, я не встречала женщины, столь боготворящей своего супруга. Когда герцог уезжал из Лондона и зашел к ней проститься, она вдруг так разрыдалась,
Анна задумалась, и Дебора почтительно умолкла, поглядывая на подругу. Она находила, что принцесса несколько похудела, щеки ее запали, но глаза, казалось, от этого сияли еще ярче, однако в их выражении появилось что-то печальное и отрешенное. Правда, Дебора и раньше замечала, что взгляд принцессы лишен обычной для ее юного возраста беспечности, и ее удивляло бытовавшее мнение об Анне как о необычайно легкомысленной и своенравной особе. И хотя смех принцессы был по– мальчишески заразителен, а улыбка просто ослепительна, баронесса все же решила, что душу этой юной женщины гложет какая-то печаль. Несчастливую женщину всегда легко отличить от счастливой, а леди Анна, несмотря на весь блеск и величие ее положения, все же напоминала баронессе попавшую в золотую клетку птичку, которая вроде бы клюет зерно и даже что-то напевает, но это вовсе не то, если бы она заливалась песней на воле.
В этот момент в дверь постучали. Леди Грейс Блаун явилась сообщить, что уже пришло время собираться в Гилд-холл. Дебора Шенли встала, чтобы откланяться, но Анна удержала ее.
– Моя сестра тоже собирается на прием?
– Нет, разумеется. В ее-то положении…
– Тогда останься. Мне могут понадобиться твои советы, ибо достаточно отсутствовать в Лондоне неделю, как мода убегает вперед.
Это был первый большой бал в этом году, и Анна решила, что хоть ненадолго, на несколько часов, она забудет обо всем и вновь станет веселой и безрассудной. Вечером она отплывает, а завтра предстанет перед своей грозной свекровью и сделает все возможное и невозможное, чтобы заставить ее прийти на помощь к отцу. Пусть Маргарита и ненавидит Уорвика, но она отнюдь не глупа, и если убедить ее, что с каждым упущенным днем Ланкастеры безвозвратно теряют шансы восстановить свое положение, что король Генрих VI окончательно выжил из ума, а красивый и удачливый Эдуард Йорк необыкновенно популярен, что в стане Ланкастеров свила гнездо измена… Ах, да разве недостанет у нее аргументов, если речь идет о том, чтобы спасти отца! Прочее ее не занимает. Что ей власть и могущество, если она так несчастна… Завтра она будет с Эдуардом, а потом… потом придется лгать, доколе возможно. А Филип… Свидятся ли они еще когда-нибудь? Она принцесса Алой Розы, а он йоркист и враг ее отца. Нет, больше она не станет печалиться!
– Да улыбнитесь же, ваше высочество! – воскликнула Дебора Шенли, – Посмотрите, как вы прекрасны. Ни одна женщина не должна с такой печалью смотреть на свое отражение, особенно если оно так великолепно!
Анна стояла перед большим, во весь рост, венецианским зеркалом в золоченой бронзовой раме. Дебора посоветовала ей надеть серебристое парчовое платье, сплошь расшитое искрящимися райскими птицами. Платье имело округлый вырез, отороченный темно-красным утрехтским бархатом, и таким же бархатом были подбиты широкие навесные рукава, спадавшие от плеча и стелившиеся по полу вместе со шлейфом. Другие рукава, из серебристой парчи, туго обхватывали руки девушки до самых перстней.
– Это платье заказал мне отец, – заметила Анна, оглядывая себя. – Но я ни разу не надевала его, поскольку сначала мы были в ссоре, а потом все не
– Но теперь-то он явился, – Дебора расправляла шуршащие складки платья и длинный шлейф принцессы. – Улыбнитесь же наконец, леди Анна! Вам понадобится немного румян, и тогда все будет в порядке.
Она стала осторожно накладывать грим на скулы принцессы, а та, искоса глядя на нежное личико Деборы, подумала, что бы сказала баронесса, если бы знала причину ее бледности.
Между тем голову принцессы увенчали островерхим энненом из такого же гранатово-красного бархата, с верхушки которого струились волны дымчатой серебристой вуали. Она была такой длинной, что ее отбросили за плечи и немного присобрали, чтобы вуаль не мешала при ходьбе.
В это время церемониймейстер возвестил о приходе епископа Йоркского. Анна глубоко присела в реверансе и поцеловала перстень дядюшки. Епископ выразил свое восхищение племянницей, а затем сообщил, что к ее отплытию все готово и она может распорядиться перенести на корабль поклажу, которую пожелает взять с собой.
– Разве ты собираешься покинуть нас? – разочарованно спросила Дебора, когда они остались на несколько минут с глазу на глаз.
– Да, сегодня же после бала. Корабль будет ожидать меня на пристани близ Тауэра, и ты даже сможешь помахать мне платком из окна. Жаль, конечно, что ты не проводишь меня в Гилд-холл.
– Увы, я сегодня необходима герцогине. Она всегда просит меня читать ей перед сном.
Когда они уже спускались по лестнице, баронесса обронила:
– Этот отъезд… Граф Уорвик знает о нем?
– Нет, но я отправлю ему письмо перед самым отплытием. Лорд Стэнли будет ожидать меня на пристани и уже завтра поутру выедет к отцу.
Баронесса опечалилась.
– Жаль, что, едва появившись, ты тотчас покидаешь двор. По крайней мере, я буду скучать. Кроме того…
Она замялась.
– Мне передать что-нибудь леди Изабелле?
Мгновение Анна молчала. Они вступили в холл, где их окружила пышная и шумная толпа. На лице принцессы уже была маска учтивой любезности. Однако, садясь в карету, она негромко сказала Деборе:
– Передай сестре, что я искренне сожалею о том, что мы с ней в ссоре…
В этот вечер закат над Лондоном был особенно великолепен. Анна смотрела на пламенеющее небо, и ее сердце сжималось от тоски. На пути двигавшегося к Гилд-холл кортежа собралось немало народа, однако Анна уже заранее была настроена враждебно к горожанам – ей казалось, что вся эта толпа собралась благодаря безветренному тихому вечеру и теплой погоде, приветственными же криками встречали их кортеж те, кому за это просто заплатили, а отнюдь не их истинные приверженцы.
Карету немилосердно встряхивало на рытвинах и ухабах, и хотя сиденья были завалены подушками и мягкими валиками, Анну и епископа то и дело бросало друг к другу.
– Не люблю я этого способа передвижения, – сердито воскликнула наконец Анна, – Лучше бы уж верхом. И вообще – весь этот пир во время чумы мне претит. Зачем только мэрия затеяла его?
– Видишь ли, дитя мое, нынешний мэр, торговец рыбой Уильям Хамптон – человек хитрый и предусмотрительный. В Лондоне по традиции всегда в начале апреля устраивают в ратуше банкет для знатных особ. И Хамптон выбрал именно этот момент, потому что в столице из-за начавшихся военных действий отсутствует большинство вельмож, а значит, корпорациям не придется сильно раскошеливаться. К тому же, устраивая банкет сейчас, он надеется расположить к себе Ланкастеров в случае победы Делателя Королей, но всегда сможет сослаться на традицию, если к власти придут Йорки.