Коронка в пиках до валета. Каторга
Шрифт:
Идя по горе, он услыхал внизу в кустах шорох. Это Пащенко и Широколобов вышли из горы.
Кононбеков приложился, выстрелил на шорох. В кустах раздался крик. Какая-то тень мелькнула из кустов.
Кононбеков бросился в кусты. Там лежал при последнем издыхании Пащенко. Пуля угодила ему в темя и пробила голову. Пащенко «подергался», как говорит Кононбеков, и умер. Широколобов бежал.
Все, что было найдено при Пащенко, это его «бродяжеская записная книжка», лежавшая в кармане и теперь залитая его кровью.
Потом эта книжка была передана мне.
Пащенко был высокий, статный, красивый мужик лет сорока пяти, с большой окладистой бородой, спокойным, холодным, «строгим»
Все, что осталось от этого страшного человека, – книжка.
В нее безграмотными каракулями Пащенко вписывал то, что ему было нужно, что его интересовало, к чему лежала его душа, – все самое для него необходимое.
В ней заключается бродяжеский календарь с 25 августа, когда Пащенко ушел. Пащенко зачеркивал проходившие дни. Последним зачеркнуто было 30 сентября. 1 октября он был убит.
Затем идет:
– «Маршрут. От Сретенска Шилкино – 97 верст, Усть-Кара – 115» и так далее.
Затем идет несколько каких-то адресов:
«Иван Васильевич Черкашев, на Новом базаре, лавочка; Никита Яковлевич Турецкий, угол Гусьевской и Зейской, собственный дом» и т. д.
Люди ли, у которых можно остановиться, или намеченные места где можно «поработать».
Затем идут на первый взгляд странные, но в тюрьме очень необходимые сведения:
«Посредством гипнотизма можно повелевать чужим умом, то есть мозгом».
«Затменье солнца 28 июля 1896 года».
Список всех министерств:
«В России монастырей 497: мужских 269, женских 228».
«Швеция и Норвегия – два государства, под влиянием одного короля. Занимает Скандинавский полуостров. Пять миллионов жителей. Столица Швеции – город Стокгольм и Норвегии – Христиания».
Также описаны все европейские государства, какой город столичный и где сколько жителей.
Далее идут сведения о «китайской вере».
– «Фво, китайский бог, рождался 8000 раз по-ихнему суеверию. Аканг-Белл – бог меньший, т. е. малый бог, низшего неба. Чушь».
Сведения, казалось бы, бесполезные, но нужные, прямо необходимые для человека, который хочет играть роль в тюрьме.
Тюрьма, как и все русское простонародье, очень ценит «точное знание».
Именно точное.
– Сколько в Бельгии народу?
– Пять с половиной миллионов.
Именно «с половиной». Это-то и придает солидность знанию.
Народ – мечтатель, народ не утилитарист, народ наш, а с ним и тюрьма, с особым почтением относятся к знанию не чего-нибудь житейского, повседневного, необходимого, а именно к знанию чего-нибудь совершенно ненужного, к жизни неприменимого. И, кажется, чем бесполезнее знание, тем большим оно пользуется почтением. Это-то и есть настоящая мудрость.
Вращаясь среди каторжан, вы часто нарываетесь на такие вопросы:
– А сколько, ваше высокоблагородие, на свете огнедышащих гор, то есть волканов?
– Да тебе-то зачем?
– Так, знать желательно. Потому как вы ученый.
– Ей-Богу, не знаю.
– Огнедышащих гор, то есть волканов, на свете сорок восемь.
Потом, один на один, вы можете сказать ему:
– Все-то ты, братец мой, врешь. Кто их все считал?
Но при тюрьме остерегитесь. Дайте ему торжествовать. На этом покоится уважение к нему тюрьмы, на его знаниях, и теперь, когда он даже ученого барина зашиб, уважение к нему еще более вырастает. Не бросайте же его под ноги этим людям, которые, как и все, терпят, но не любят чужого превосходства.
Среди всех этих необходимых, чтобы играть в тюрьме роль, сведений разбросаны стихи.
По словам каторжан, покойный Пащенко очень любил стишки, и те, которые ему приходились по душе, записывал.
Что же это была
Убийца любил только жалостные стихи. Полные грусти и жалоб.
Жалоб на судьбу, на несовершенства человеческой природы:
Подсеку ж я крылья Дерзкому сомненью, Прокляну усилья К тайнам провиденья… Ум наш не шагает Мира за границу, Наобум мешает С былью небылицу.Этот фаустовский мотив сменяется жалобою на несправедливость, царящую в мире:
Мелкие причины Тешились людями, Карлы-властелины Двигали мирами. Райские долины Кровью обливались, Неба властелины В бездну низвергались.Полные жалоб кольцовские стихи больше всего приходятся ему по сердцу, и он списывает их в книжку.
Как всякий настоящий преступник, он жалуется на все и на вся, кроме себя, – и ему приходится особенно по душе такое стихотворение:
Вы вновь пришли, друзья и братья, С мольбой: «Прости и позабудь» И вновь сжимается в объятья От ласк отвыкнувшая грудь. Но где же были вы в то время, Когда я был и наг и бос, Когда на слабых плечах бремя Работы каторжной я нес? Где были вы, когда печали, Как злые коршуны во тьме, На части сердце разрывали В безлюдной, страшной тишине? Где были вы, когда в смущенье Я выступал на новый путь, Когда нуждалась в ободренье, Как нищий в хлебе, эта грудь? Где были вы, когда чрез меру Я настрадался от врагов И наконец утратил веру В святую братскую любовь?Это стихотворение так понравилось Пащенко, что он и сам под ним подписался: поставил букву «Ф.» – инициал своей настоящей, не бродяжеской, фамилии.
И только одно бодрое стихотворение, дышащее презреньем к людям, быть может, за это-то презрение и понравилось Пащенко:
Не бойся жизненных угроз. Не надрывай напрасно груди, Не проливай напрасно слез, Их осмеют надменно люди. Не бойся нужд, не бойся бед, Не бойся тяжкой, скорбной доли, Сноси людское зло и вред, Не преклоняй своей ты воли, Навстречу разных неудач, — Борись с судьбой во что б ни стало. Не падай духом и не плачь, В унынье толку, друг мой, мало…