Короткие гудки (сборник)
Шрифт:
– Какой противный, – заключила Ханна. – Я не буду у него рожать. Я пойду в правительственную клинику. Я могу рожать где угодно, хоть в самом Кремле.
– Твое дело, – заметила я.
Я потратила на нее полдня. Договаривалась, ехала, и что в результате? Хоть бы спасибо сказала. Она считает, что все ей должны за ее красоту.
Ханна притормозила машину возле универмага «Москва».
Мы поднялись на третий этаж в отдел женской одежды. Ханна выбрала себе летнее платье: сочетание джинсовой ткани с кружевами и вышивкой.
– У
Я вытащила из сумки деньги, отдала Ханне. Было бы обидно не купить это платье.
Ханна ушла в примерочную. Вышла в платье. Я залюбовалась ее новым образом: барышня-крестьянка. Подумала, действительно Леня – козел. Красоту надо поощрять хотя бы словом, хотя бы взглядом. Красота вряд ли спасет мир, но настроение поднимет. Мечту разбудит. Добавит радости в серое болото жизни.
Ханна подвезла меня к моему дому. Остановила машину против подъезда.
– Ты хотела отдать мне деньги, – напомнила я.
– Деньги у мужа. Он на работе. Я тебе завтра отдам.
Я удивилась в глубине души, но промолчала.
Прошла неделя. И две. Ханна денег не возвратила, возможно, забыла. Может быть, для нее это такая мелочь, о которой не стоит помнить. А скорее всего, она меня просто кинула.
Почему она так поступила? Какие причины? И вдруг причина раскрылась сама собой: отсутствие образования и воспитания. Привычка выживать. Ханна давно уже богата, но привычка выживать любой ценой осталась с детства. Ханна – из низов. Она жила себе на Крахмальной улице среди бедноты и босоты. Без отца, с одной пьющей матерью. Выживала. И вот выросла в красивый цветок.
Красота – это капитал. Его надо правильно вложить. Вложила. Вышла замуж за богатого немца. Теперь она купается в деньгах и нарядах, но это все та же Ханна, ушлая и беспардонная. А ее вытянутые ноги – не что иное, как реванш за унижения в детстве. Раньше она переступала через чьи-то ноги, теперь пусть переступают через ее. Отсюда же любовь к Сереже, он тоже из низов, свой. Отсюда же охлаждение мужа. У Ханны красивая форма, но содержание страдает. Одну только форму долго любить невозможно. К красоте привыкаешь и не замечаешь в конце концов.
Ханна проявилась через месяц, нарисовалась у меня на пороге с цветком в горшке. Я поняла, что это вместо денег.
Я изобразила радость. Мне проще притвориться, чем выяснять отношения. К тому же Ханна мне нравилась. Вот нравилась, и все. Было в ней что-то рисковое, отвязное, шикарное, чего не было во мне. Я – человек робкий, всего стесняюсь. Мне постоянно неудобно. А Ханне удобно все: забеременеть от другого, и носить, и родить в конце концов. Может быть, в этом есть смелость, самостоятельность и в результате – выигрыш… Не знаю.
Мы прошли на кухню. Я усадила Ханну за стол. Поставила сковороду
Я тоже стала есть прямо со сковороды. Мне было весело, как будто катишься на санках с крутой горы. Дух захватывает. Ханна нравилась мне за то, что она другая, чем я. В сравнении с ней я была пресная, как бессолевая диета.
Ханна поела и ушла.
Муж сидел в кресле и читал газету.
– Красивая? – спросила я у мужа.
– Наверное, – ответил муж.
Он не разглядывал Ханну. Моего мужа не интересовало то, что проистекало за границами его жизни. Предположим, Ханна красивая, но это не его Ханна. Зачем на нее смотреть?
В психиатрии есть термин: равнодушие до высокомерия. Мой муж был глубоко равнодушен к чужой жизни. Я подозревала, что и к своей жизни он тоже равнодушен. Может быть, это – форма защиты.
Настало лето.
Я уехала в Германию по приглашению крупного издательства.
Собирались залы, приглашалась актриса, которая читала мой рассказ по-немецки. Публика слушала и внимала с трогательным интересом, хотя жизнь моих героев происходила далеко за пределами их жизни.
У немцев присутствовал большой интерес ко всему русскому. Может быть, им хотелось поближе рассмотреть своих победителей и их потомков.
Я неплохо зарабатывала и моталась по магазинам в поисках нарядов. На Западе есть все, но того, что тебе надо, – нет. Может, где-то и висит, но поди знай – где именно.
Я избегала черного цвета. Мне хотелось что-то персиковое, как у Ханны, но в результате я купила именно черное с красным верхом. Смерть коммуниста.
Я устала как собака и хотела домой. Я не могу находиться вне дома больше десяти дней. Устаю от праздности. Хочу работать. Хочу за свой письменный стол. Без работы я впадаю в депрессию. Моя работа меня уравновешивает.
Я вернулась в Москву в середине лета. Обычно в это время открывается Московский кинофестиваль, который я посещаю.
Кино быстро стареет и быстро развивается. Хочется знать новые имена и новые направления.
Фестиваль проходил в кинотеатре «Россия».
Перед началом сеанса в фойе я увидела итальянскую звезду Софи Лорен. В ее руках была большая бутылка с минеральной водой. Я поняла: пьет воду, промывает организм, чтобы сохранить здоровье и красоту.
Вокруг нее клубились журналисты со своими вопросами.
– Кого вы больше всего любите? – спросила молодая журналистка.
– Детей, – ответила звезда по-итальянски.
– А вы хотели бы еще родить?
Идиотский вопрос. Это только библейская Сарра могла родить Аврааму в девяносто лет. Софи Лорен было, конечно, не девяносто, но шестьдесят с хвостом – наверняка.