Корова Земун
Шрифт:
– Ну, все по-чесноку, – сказал старший парнишка. – Только мы вас потеряевских все-равно колотить станем, если через нашу деревню пойдете.
Я ничего не ответил, поправил почти пустой рюкзак на спине и пошел дальше. Впереди уже темнел елками на фоне звездного неба Большой Лес.
Большой Лес
Он был и на самом деле большим этот лес. Километров на четыре тянулся он вдоль дороги, а крылья его уходили в стороны на десять километров. Старики рассказывали, что когда-то в этом лесу стояла большое и богатое село Великое, увидеть
Пряталось село от злых глаз кочевников, частенько наведывавшихся в эти края, от разбойников и ненасытных слуг княжеских. Попасть туда можно было, только зная тайные тропы и дорожки через зыбучие трясины.
Будто было в том селе всего вдоволь: и хлеба, и молока, и меда, и холстов, что жили там счастливые и свободные люди, своим трудом украшавшие землю.
Рассказывали, что еще в незапамятные времена нашелся недобрый завистливый человек и привел отряд княжеских воев на Великое Село. И будто бы ушло оно из глаз ворогов, как провалилось сквозь землю. А княжеские слуги заплутали и потонули в болотах.
С тех пор, говорили в деревне, будто слышат люди, собирающие на болоте ягоды, или покосники на дальних лесных пожнях время от времени то колокольный звон, то шум водяной мельницы, то доносятся чуть слышно песни праздничных игрищ… А видеть то Великое Село больше никому так и не доводилось… И порой в мечтах я грезил таинственным Великим Селом, страстно желая увидеть его хоть одним глазком.
…Вышла луна, стало светло, как днем. С волнением и трепетом, я вступил под своды волшебно украшенного Большого Леса, заиндевевшего и оцепеневшего от мороза. Мне было немного страшновато, но одновременно покойно и радостно, словно лес этот был моим домом, который хранит от всяких внешних невзгод.
Я прошел, наверное, километра полтора в звенящей тишине. Время от времени пушечно лопались от мороза стволы деревьев, не успевших избавиться вовремя от лишней влаги, да скрипел снег под моими валенками. Еще километров пять… – и засветятся в ночных полях окна родной деревеньки.
И тут в глубине леса раздался леденящий душу крик:
– Пу-у-го-о!
Этот крик, как удар колокола отозвался во всех концах леса и вернулся обратно.
– Пу-у-го-о!
И вслед за этим криком по лесу раздался зловещий раскатистый смех:
– Ух-ха-ха-а!
Сердце мое скатилось было к пяткам, но тут же вернулось.
– Это же филин кричит! – Догадался я. – Филька перелещается!
Я снова пошагал по скрипучему снегу к дому.
Этого филина знала вся наша деревня, хотя он и жил в дупле огромной ели Большого Леса, которой было уже лет триста.
Он жил одиноко. Не поддерживал отношений ни с кем из обитателей этого хмурого елового леса. Многие обитатели были для его просто пищей: мыши, летучие мыши, птицы.
И только по весне в гулких сводах освободившегося от снега леса леденящими криками подавал он весть своей пернатой ушастой братии, что еще жив и готов к продолжению рода.
У него была хорошая память. Он много знал и помнил. Однажды его подстрелил охотник, перебив свинцовой дробью крыло. Филин спрятался в зарослях молодого ельника так, что собака охотника не могла добраться до него. А нашел его уже обескровленного и измученного наш деревенский пастух дядя
Он посадил филина, уже не способного сопротивляться в рюкзак, и вынес в рюкзаке домой в деревню. Одна ушастая голова торчала из рюкзака, но и она вызвала переполох пернатого населения деревни: кур, ворон, ласточек и сорок. Они тучей носились над пастухом и сидевшим в рюкзаке филином и заполошно кричали. Но пастух в обиду своего нового лесного товарища не дал.
Дома он вправил филину крыло, сделав из лучинок шину, чтобы быстрее срослись кости. Накормил рыбой, напоил водицей… Так между человеком и птицей возникло особое доверие.
Оставлять дома раненую птицу Велесов не решился, и утром филин отправился на правом плече пастуха в поскотину, вцепившись в фуфайку своими железными когтями. Он был роскошно красив: мраморный с голубым отливом с темными вкраплениями, луноликий с огромными оранжевыми глазами и задорно точащими ушными перьями над головой.
Филин не так хорошо видел в утреннем свете, как ночью, мир представлялся ему размытым, и он крутил головой, пытаясь получше разглядеть его.
Через неделю филин уже начал подниматься на крыло. В ночном, когда пастух со своей собакой дремал у костра, филин заступал на дежурство. Он садился на изгородь и обзирал ночные окрестности. Ничто не ускользало от его всевидящих оранжевых очей, ни мышь полевка на земле, ни летучая мышь в воздухе.
Он увидел, как вышла из лесу к стаду, хоронясь в кустах, знакомая волчица, владычица Кащеева логова. Она была тоща, шерсть на ней висела клочками, голодные глаза сверкали в ночи, а с оскаленной пасти скатывалась слюна.
Выждав момент, бросилась она на теленка, и вслед за ней метнулись к стаду молодые волки. Теленок, сбитый с ног, жалобно закричал, трубно заревела корова-мать. Опустив рога, она устремилась спасать телка, атакуя волков. Но нападающих было много, и они не позволили корове придти на выручку, хватая ее за ноги и преграждая путь.
И тут филин, сидевший на изгороди, взмыл неслышно над землей и, стремительно пролетев над стадом, вцепился в волчицу железной хваткой.
Волчица бросила теленка и, стремясь избавиться от птицы, перекатилась через голову, подминая собой филина, но это не спасло ее от капкана когтей.
На шум прибежал пастух, вооруженный одним лишь посохом.
Велесов ударил волчицу посохом. И та, развернувшись, щелкнув в ярости зубами, побежала к лесу. Филин все еще не отпускал свою жертву. Вслед за ней трусливо, поджав хвосты, помчались остальные волки…
– Пуго! —Закричал пастух. – Оставь их.
Филин словно понял своего спасителя и, разжав когти, взмыл в ночное небо.
Волки под свист и улюлюканье пастуха улепетывали к лесу.
Пуго давно знал эту разбойную семейку. Она обитала за большим Ванеевским болотом на Кащеевой согре в завалах буреломов. Когда выходили они на свой промысел, ничего живого в лесу не оставляли, разоряя гнездовья птиц, устроенных на земле, давя без пощады и счету молодь кабанов и лосей, загоняя в трясины взрослых секачей и сохатых, которых в открытом бою им было не взять… Не брезговали они и деревенскими собаками, таскали овец и ягнят, нападали на телят и даже на лошадей…