Корпорация «Коррупция»
Шрифт:
жизни. По крайней мере, здесь, в Южноморске. В идеале, нам с тобой следовало бы
свалить на время куда-нибудь из края. Подальше. Куда он свои длинные руки не дотянет.
Ведь не простит, сука! Тебя, Алена, за то, что посмела отказать. А меня, – он развел руками
и горько ухмыльнулся, – за то, что по морде съездил. И кому больше достанется – еще
вопрос!
Глядя на шефа, она отметила напряжение в глазах и нервный изгиб краешков губ.
Неужели
– Жалеешь? – Алена не сводила с него глаз.
Салехов вскинул брови.
– О том, что ввязался? Нисколько! Я не латентный пофигист и женоненавистник,
считаю, что при любом раскладе руку на женщину поднимать нельзя, а уж тем более
насиловать… Я на пацанских понятиях рос, сегодня это уже не модно. На место
зарвавшегося нувориша давно поставить следовало. Только, боюсь, что он не понял, с чего
нос ему сломали, и уроков из произошедшего не извлечет. А вот поквитаться захочет.
Обязательно.
Мысли в голове бегали, но разумного решения не находилось. Ринат Халикович
говорил дальше:
– Я за тебя боюсь. Сам-то как-нибудь отобьюсь, а к тебе же охрану не приставишь.
Может, съездишь куда-нибудь, развеешься? Домой, к родителям? Давно их не видела? За
пару месяцев я постараюсь разрулить ситуацию, может, договориться с Моисеевым по
тебе получится. Мне-то все равно не сдобровать – ребра да ноги сберечь не удастся,
поломают в воспитательных целях. А тебе, Алена, бежать надо от греха…
Самоотверженность Рината поражала: он не только безоглядно кинулся на помощь в
«Гранд Парке», но и сейчас, отдавая себе отчет о всей опасности сложившейся ситуации,
стремился прежде всего вывести ее из-под удара.
– Неужели ничего нельзя сделать? – Алена переживала не за себя – за него. Она-то
птичка вольная, кочевая. Ей везде хорошо будет, где занятие найдется. А Ринат? Все, что у
него есть, связано с Южноморском. Труд всей жизни – «Губернский колокол» – его в
бумажку не завернешь и в карман не спрячешь. С собой из края не заберешь, не вывезешь.
Ринату-то деваться некуда. Он не будет начинать жизнь с чистого листа, не побежит сломя
голову спасать собственную шкуру. Выхода нет – будет сражаться до конца.
– Ничего! – отрезал главред. – Против танка с зубочисткой не попрешь.
– Но есть же милиция… – неубедительно протянула Соболева и, запнувшись,
поправилась, – то есть полиция. Что, если я напишу заявление…
В ответ Ринат раскатисто
дней, приправленное рукоприкладством в «Гранд Парке».
– Заявление?! – он захлебывался от смеха, – после того, что мы с тобой наворотили?!
Нет, по закону, конечно, ты не только имеешь право обратиться в правоохранительные
органы, но и как ответственный гражданин просто обязана это сделать. Обязательно!
Чтобы навсегда упечь преступника на нары… Это в теории. А де-факто, после того, как
мы отправили главного полицмейстера края на больничную койку, ты думаешь, нам кто-то
поможет? Да тебя твои вчерашние приятели из органов за версту обходить будут, потому
что ты на святое покусилась. Не потому, что генерал в вверенном ему ведомстве
авторитетом пользовался, а потому, что честь мундира затронута. Ты сор из их избы
наружу вымела, на всеобщее обозрение, а воняет он – сама знаешь…
– Но есть же варианты…
– Варианты? Какие?
– Ну… губернатор, например, – жалко промямлила Алена.
– Губернатор… – Салехов задумчиво потер переносицу, – губернатор…
Ей показалось, что впереди забрезжил луч надежды. Спасительная соломинка, за
которую можно зацепиться и выбраться из водоворота захлестнувших их событий.
– Не вариант! – главред хлопнул ладонью по столу. – Мы и ему кровь попортили
своими публикациями. Так что видимость бурной деятельности он, может, и создаст, но
сильно заступаться не будет. Он очень на тебя зол, что всю кашу заварила, и с
удовольствием посмотрит, как нас с тобой шакалы растерзают. А затем, конечно, выступит
с изобличительной речью и, возможно, даже образцово-показательно выпорет виновных.
Таким образом, собственный статус-кво восстановит и от нас с тобою избавится.
– Избавится? – она судорожно сглотнула, постепенно начиная сознавать, в какое
дерьмо вляпалась. – То есть ты хочешь сказать, что нас могут… – последнее слово застыло
у нее в горле.
Угроза, нависшая над головой, вдруг стала осязаемой. Занявшись журналистскими
расследованиями, она никогда раньше не задумывалась о возможных рисках. Нет, думала,
конечно, даже оценивала как-то, но они никогда не выглядели столь реалистичными. Это
была игра, своего рода охота, когда адреналин у охотника, идущего по следу, застилает все
чувства и разум. Да, она всегда знала, что журналистов убивают, а в России убивают на