Корпулентные достоинства, или Знатный переполох. Дилогия
Шрифт:
— Евдокия Поликарповна, признаться, ваша эрудиция меня восхищает! Откуда вам известно столько о Японии и ее традициях?
«М-да, неудобный вопрос. И как на него прикажете отвечать? Эх, подставила ты себя Дуся, подставила! И как теперь выкручиваться?» — Лихорадочно соображала я.
— Да, Евдокия, я тоже хотел бы узнать ответ на этот вопрос. — Проговорил необыкновенно серьезный Поликарп Харитонович, который зачем-то спустился из своего кабинета. Хотя, глупо спрашивать: зачем? Видимо, как раз для того, чтобы задать этот вопрос.
А после небольшой паузы и глядя на меня в упор добавил.
— Пока
При этом он сделал ударение на слове «пока», от чего табун панических мурашек пронеслись от кончиков пальцев моих ног до кончиков моих рыжих длинных волос.
«Ну вот, Дусенька, доигралась.» — Только и пронеслась в голове одна единственная мысль, после чего самая настоящая паника вытеснила все более-менее конструктивные, не давая сосредоточиться и сказать хоть что-то.
Изменения произошли как-то в одно мгновение. Еще секунду назад все было хорошо, ясно и понятно, а в следующий миг вся моя новая жизнь оказалась на грани разоблачения и исчезновения.
И ведь я сама была в этом виновата! Расслабилась, перестала следить за языком, решила поприкалываться, используя свои знания. Дура! Хотя, ничего в этом удивительного нет. Уж слишком защищенной и любимой я себя ощущала, слишком уверенно начала себя чувствовать за спиной влиятельного отца и любящей матери. Но при этом совсем забыла, что все это предназначалось отнюдь не мне, иномирянке Дарье Сорокиной, а княжне Евдокии Раевской, которой я ошибочно уже стала себя ощущать. Кануло в прошлое Дарья, покрылись чуть заметной, но ощутимой паутиной ее воспоминания, и как-то исподволь постепенно реальным стало лишь то, что было здесь, в этом мире.
В этот момент маменька, удивленная внезапным появлением мужа встала и подошла к нам поближе. Я же поглядела на них, представила, что будет, если они сейчас узнают о том, что я вовсе не их дочь, а пришлая, чужая, поселившаяся в теле их ребенка душонка. Представила, что будет, когда они поймут, что все это время я их обманывали, выдавая себя за их родного человека. И испытала дикий ужас.
И боялась я вовсе не того, что после этого со мной могут что-то сделать. Нет! Я боялась увидеть в их глазах разочарование и омерзение, боялась, что эти, ставшие за такой короткий срок мне родными, люди возненавидят меня! И хуже всего, что я понимала, что они имели на это полное право. И тут уж любые оправдания не будут значить ни-че-го…
— Дусенька, что с тобой? — Услышала я, как сквозь вату, взволнованный голос маменьки. — Поликарп! Да что с ней такое! Посмотри, она же побледнела, как полотно! Что ты ей такого сказал?! Дуся!
Напряжение же в моей голове лишь продолжало нарастать. В памяти проносились счастливые мгновения того, как мы проводили время в беседах с маменькой, как отец незримо поддерживал меня во всех моих начинаниях, как мы шалили с Марьей и Сережкой, как пели и обнимались с девчонками, как дурачились с братьями, двумя рыжими оболтусами, как общались с Заславским… И я ощущала, что все это теряю… Перед моим внутренним взором моя новая, как оказалось, очень счастливая жизнь утекала, как песок сквозь пальцы и не было никакой возможности этот процесс остановить или замедлить…
Паника и ощущения собственного бессилия и глупости достигли пика, перед глазами все помутилось. Я лишь увидела, как передо
Глава 16
Приходила я в себя медленно и как-то не охотно. Сначала я услышала чью-то речь, и только потом начала ее понимать.
— Доктор, что с ней? — Голос послышался откуда-то издалека, и я его не узнала.
— Сильнейшее нервное перенапряжение.
«Оу, с каких это пор сотрясение мозга от упавшего на голову кирпича называется нервным перенапряжением?»
— Вы должны понимать, что Евдокия Поликарповна не так давно вообще пребывала в довольно странном состоянии, а тут на нее свалилось столько переживаний!
«Пф, Евдокия Поликарповна! Это ж надо имечко какое у женщины! Такие разве что лет двести или триста назад в ходу были. Теперь по крайней мере понятно, что говорят не обо мне. Видимо, у доктора обход и скоро очередь дойдет и до меня.»
— Что же нам делать? — На этот раз этот голос показался мне каким-то знакомым, хотя и был все тем же.
— Необходимо хотя бы на неделю обеспечить Евдокии Поликарповне покой и как можно меньше нервировать! Я, конечно, уже кое-что сделал и излечил последствия, однако, чтобы окончательно поправить дело, нужно строго соблюдать мои рекомендации!
— Ох, спасибо вам, доктор! А когда она очнется? — Этот женский голос казался все более знакомым, но вспомнить, где его слышала, я никак не могла.
— Скоро. Я уже вывел ее из обморока, но погрузил в некую дрему, чтобы она приходила в себя постепенно. Уж очень глубоким он был.
«Я как-то читала, что если обморок длительный, то могут произойти повреждения тканей мозга. Не повезло бедняжке. Хотя этот доктор и сказал, что все исправил, только гложат меня сомнения, что он в состоянии заглянуть ей под черепушку, чтобы так категорично утверждать о полном излечении. Вот так упадешь в обморок, а очнешься уже с отмершими тканями! Бррр! Только у меня отчего-то появляется закономерный вопрос: Сколько этих самых тканей осталось у меня после встречи с кирпичом? Почему-то этот кирпич помнится мне очень ярко и точно. Но, как сказал один философ: Мыслю, значит существую! Только это и успокаивает!»
— Да-да, спасибо вам еще раз! Маланья! Проводи доктора. Вы ведь не против? Не хочу оставлять Дусеньку даже на минуту.
— Ну, что вы…
Прощаясь, они говорили что-то еще. Слышались и другие голоса. А у меня в голове нарастал шум, как в метро во время приближения электрички.
«Дусенька… Дуся» — Заметалось в голове, и как эхо в пустой комнате начало отталкиваться от стен. А потом бамс! Электричка прибыла, двери открылись, и воспоминания о пребывании в этом мире накрыли маленькую меня лавиной. Признаться, я чуть снова не отключилась, но ничего, уже через секунду все воспоминания заняли свои места.