Корректор 2.0
Шрифт:
Если осторожность и цинизм, как-то сочетаются, взять тех же братков, подтянутых Сидором. То куда девать неприкрытую агрессию? Смотрят на тебя трое в одном лице, битая жизнью дворняга, бывалый старик и на всю голову отмороженный, даже не знаю с кем его сравнить, но никак не подросток!
Надо что-то делать. А вообще, неплохо было бы симулировать какую-нибудь болячку, посидеть дома, недельку другую…так и поступим.
Глава 11
В один из морозных декабрьских дней, накануне нового года, я спускался на первый
И что же мы имеем в двенадцать лет? Конфеты, пирожные, печенья и даже торты, я мог потреблять в немереных количествах. Вот и сейчас, пользуясь большой переменой двигался в школьный буфет, с намерением зацепить там коржик или сладкую турбинку.
Атмосфера стояла предпраздничная, последние деньки учебы перед каникулами. Дети радостно носились по коридорам, предчувствуя скорый отдых, даже строгие учителя, относились к своим обязанностям спустя рукава, одергивая лишь самых ретивых.
В холле стоял директор, он с задумчивым видом разглядывал лозунг, который крепили на стену старшеклассники, во главе с трудовиком.
Постаравшись стать незаметным, я начал совершать маневр уклонения, надеялся, что удачный.
— Хабибулин!
«Неудачный». Даже стоя боком, директор меня заметил.
Вздохнув и мысленно попрощавшись с буфетом, я направился к нему.
— Ты за что Вахидова побил? — не оборачиваясь спросил он.
Ну и что на это ответить? Правду? То, что Рустам Вахидов подрастающий насильник? Этот гаденыш зажал в тихом углу не по годам сформировавшуюся третиклашку и ощупывал ее маленькие прелести. Та повизгивала, но вырваться не могла. Вахидов парень здоровый, к тому же девятиклассник.
К его несчастью, я проходил мимо. Он даже испугаться толком не успел, пусть скажет спасибо, что отделался сломанным носом и сотрясением, больно уж сильно, на мой взгляд, треснулся затылком о стену. Вахидов намного старше и на две головы выше, но мне после той обучалки, не страшен и взрослый спортсмен, пусть даже что-то умеющий, пусть не один, а толпа — плевать.
По опыту известно, что подобные мне люди долго не живут, тот кто не способен пойти на компромисс, рано или поздно нарвется. А что я мог поделать? Жизнь в экстремальных условиях таким сделала. Работа в спецслужбах и вторая молодость — не моя инициатива.
По возвращении с обучалки, началась новая интересная жизнь, полная приключений. Хотя, казалось бы, куда больше? Во-первых, все животные, исключая некоторых кошачьих, стали обходить меня третьей дорогой, не знаю взгляд ли запах, их нервировал. Сосед, прежде чем выпустить овчарку на очередную прогулку, долго смотрел в окошко, выискивая меня, иногда даже во двор выходил, видимо неудовлетворенный осмотром. Дина, та-самая овчарка, при встрече со мной превращалась в скулящий комок шерсти, и, если не успевала сбежать, поджав хвост, старалась
Драться приходилось через день. Сначала дворовые, затем школьная крутизна проверяла меня на прочность, причем по одному не лезли. Ну вот не нравился я им, как бы невзначай пытались задеть плечом, или просто толкнуть. А я, почему-то, не спускал это с рук. Так продолжалось с месяц, затем желающих поубавилось. Еще бы, рвать жилы было не привыкать, бил не по-детски. Но, до случая с Вахидовым, никто не жаловался, была такая особенность у советских подростков, виноват ты или нет, не вздумай стучать. Да и вообще, жаловаться было не принято.
— Родион Харбович, вы считаете, что я просто взял и побил его? — спросил я, глядя на директора снизу вверх.
— Ты что, вопроса не расслышал? Я сказал, за что? — он наконец отвлекся от созерцания работающих старшеклассников и теперь смотрел на меня с порицанием.
— Ну раз Вахидов пожаловался, пусть сам и рассказывает! — безапелляционно заявил я.
Зря конечно, директор мужик нормальный, но и у него может кончиться терпение. Следующей фразой, он меня удивил.
— Это все мелочи, — полюбовавшись моим открытым ртом, он пояснил. — Учитель истории, рассказала, что ты ставил под сомнения некоторые тезисы Владимира Ильича.
Язык мой — враг мой. Сколько раз говорил себе, сиди и помалкивай, нет же, посчитал себя самым умным, начал развивать тему утопии.
— Роза Григорьевна неправильно меня поняла… — начал я оправдываться, но директор не стал ждать продолжения.
— Правильно, неправильно, это не важно. Твои постоянные драки — мелочь! Но вот слова, держи пожалуйста при себе, ведь может настать день, когда и полномочий директора не хватит, чтобы тебя прикрыть. Ты же не глупый парень, сам должен понимать, — он вопросительно посмотрел мне в глаза.
— Я вас понял, Родион Харбович, — что еще можно было ответить, сам директор недвусмысленно попросил заткнуться.
Тут прозвенел звонок, глава школы потерял ко мне интерес, повернувшись к уже установленному лозунгу. «Коммунизм на горизонте» — вот что он гласил. Интересно, его автор заглядывал когда-нибудь в большую советскую энциклопедию? Знает ли этот умник, определение слову горизонт? — Мнимая линия, которая удаляется по мере приближения к ней. С этими мыслями, я забежал в класс. Визит в буфет, увы, накрылся медным тазом.
Между тем, плохо или хорошо, моя подростковая жизнь продолжалась. Летели дни, недели, я старался не выделяться, но получалось плохо. Первое, чем спалился, это почерк. Мои попытки писать коряво, еще больше заостряли на этом внимание, вот я и сдался. Далее, нетипичное для подростка поведение. После джунглей, из двух зверей — Маугли и взрослый мужик, я решил сдерживать первого.
«Ты рассуждаешь как мой ровесник,» — заявил как-то директор. Мужик он умный, внимательный, но тему дальше не развивал, лишь ходил и присматривал за мной, словно ожидая подвоха. Еще бы, ведь предположения могли быть на гране с фантастикой, обычный человек просто не смог бы в это поверить.