Корректор реальности
Шрифт:
«Я не узнаю вас, лейтенант Баумгартен! С вашими неспешными танцами перед этой ниточкой окопов противника, боевая группа потеряла одну машину и еще как минимум час времени. Час! У меня приказ – до 19.00 выйти на рубеж атаки моста, Отто. Выйти и захватить его! Ты это понимаешь? Время, Отто, время! Время решает все! За нами идет вся армия вторжения! Возьми на усиление своего взвода пару Pz.38, и вперед! Прорви мне эту ниточку, Отто! Намотай этих Иванов на гусеницы! Что стоите, лейтенант? Вперед!
Я молча козырнул и скатился с танка обер-лейтенанта Касселя. На бегу к своей машине я повторял: «Приказ, приказ – вперед и только вперед! Невзирая ни на что, только
– Батлинг, вперед! Взвод, вперед! Скорость! Скорость! Прорвать оборону!
Мой танк шел впереди, по бокам, уступом назад, – еще две «тройки» моего взвода. Чешские танки я поставил по флангам. Их задача – пройти по кромке подступающего к дороге леса и, когда противотанковые пушки русских обнаружат себя, подавить их огнем и броней.
Сейчас Pz.38 немного отстали, они шли напролом по довольно высокому кустарнику и подлеску, и водители волей-неволей сбросили скорость – плохой обзор.
– Кройцманн, отстаешь! Вперед, обергефрайтер, вперед! Ищи пушку!
Впереди наш подбитый танк. Наверное, русский офицер послал к нему солдат с приказом поджечь брошенную машину. Из люков «тройки» идет дым. Пушка безжизненно повисла. Меня охватывает ярость!
– Всем – вперед! Огонь!
Бьют наши пушки. Линия окопов противника покрывается разрывами наших 37-мм снарядов. И в этот самый момент русские пушки начинают стрелять! Видимо, одна пушка русских меня потеряла – моя машина прикрыта нашим подбитым танком. В любом случае – не я, а идущая слева «тройка», под командованием унтер-офицера Остермана, получает снаряд в борт. Я отчетливо вижу, как разорванным блестящим браслетом слетает левая гусеница танка. Катки зарываются в мягкую лесную почву, и танк разворачивает правым бортом к пушке русских. Вспышка на броне! И через долю секунды танк Остермана вздрагивает и взрывается. Никто не спасся…
У меня ломит челюсти.
– Обергефрайтер Кройцманн! Раздави ее!
У Кройцманна нет передатчика. Но его танк после моей команды резко прибавил скорость и пошел на позицию русских артиллеристов. Но что это? Под гусеницей чешского танка раздается взрыв, и машина Кройцманна, сделав полуоборот, зарывается башней в густой подлесок.
Хольц бьет меня по колену.
– Господин лейтенант! Смотрите!
О боже! Справа горит второй Pz.38(t). Мне ничего не остается делать, как только отдать приказ возвращаться на исходные позиции…» [8]
8
«Пылающие ворота ледяного ада. Записки немецкого танкиста». Отто Баумгартен, Stuckpole Books, 2007.
Эти два танка, которые шарились по кустам, подбили мы с Андреем. Уж больно резко они дернулись вперед, когда наши сорокапятки открыли огонь. Фактически, немцы зашли во фланг нашим пушкарям, которые вели перестрелку с тремя танками Т-3. Это могло кончиться лишь одним – мы бы потеряли свою артиллерию. Дальше объяснять надо?
– Андрей, хватай гранаты! Все помнишь?
Сержант утвердительно кивнул. Рот судорожно сжат, глаза нехорошо прищурились. Ухватив его за плечо, я прямо с нашей лежки на бугорке перенесся в кусты на левом фланге.
– Обратно – сам, понял? Не задерживайся – гранаты кинешь – и назад! Это приказ! – Андрей кивнул. Весь инструктаж он прослушал, роя копытом землю. Ишь, как тебя разобрало-то! После полуторатысячелетней отсидки! – Ну, вперед! Смелее – в кустах танк слепой!
Андрей кинулся навстречу своему танку, а я кинулся в кусты на правый фланг – убивать второй несуразный, высокий драндулет. Несуразный-то он несуразный… Но – опасный, гадюка!
Бросок получился плавный, элегантный и точный. Две гранаты,
– Эй, эй! Не стрелять! Свои идут! – Я помахал фуражкой и осторожно высунулся из кустов. На меня сразу уставилось несколько винтовок. – Да я это, я… Кошаков! Не стрелять!
– Отставить… – негромко бросил лейтенант. – Кошаков! Ты что там делаешь?
– Да вот, лейтенант, за танками гонялся…
– Слу-у-шай! Так это ты? А я-то все думаю – что это там с танками случилось? Кто шкодит? А ты как туда попал?
– Да я это, Павел, я… Я со своим сержантом… Я же тебе говорил, что на армейские соревнования ездил. А там, как ты знаешь, еще и гранаты бросать надо… Вот и научился. А как попал – так стреляли ведь… Ну, мы с испугу и побежали посмотреть, лесочком-то…
Лейтенант крепко хлопнул меня по плечу.
– Молодец, интендант! Мне бы еще десяток таких интендантов – и пушек не надо!
– Но-но! Не балуй! Я тебе не лошадь, по шее стучать… Пойду я, посмотрю, что там с моим сержантом. Жив ли… Сколько танков пушкари подбили?
– С вашими – уже четыре будет! Красота! Эх, жаль, фотоаппарата нет… Как горят-то хорошо!
Я посмотрел на поле боя. Действительно – прямо напротив нас неспешно разгорался танк, подбитый в первой атаке. За ним, почерневший, с раскрытыми от взрыва боекомплекта люками, чадил другой Т-3. На флангах дымили еще два танка с непривычными очертаниями. Дым несло в сторону немцев. Так-так… Ветер, значит, дует прямо на них. Сноса не будет, либо снос минимальный… Пора бы и за винтарь… Еще одной атаки можно не пережить.
– Ну, ладно, Павел… Пойду я… Попробую стрельнуть. Глядишь – что и получится. Вон они – столпились… Наверное, этому танкисту сейчас хвост крутить будут… Вот я им для веселия и подкину пару пулек, ага? Да, кстати, ты мне скатку не найдешь? Под винтовочку подложить?
«На Хорста было страшно смотреть. На его лице ходили желваки, тонкие губы сжаты в одну линию, глаза гневно прищурены.
– Лейтенант Баумгартен, вам предстоит встреча с трибуналом! Почему вы прекратили атаку?
– Господин обер-лейтенант! В атаке я потерял три танка из пяти! Орудия русских остались не подавленными! Продолжение атаки было бессмысленно, мы бы не вернулись из нее все…
– Это не оправдание, лейтенант! У вас был приказ…
– Приказ грудью лезть на пушки? Мне нужна поддержка! Нужно подавить эти кочующие пушки русских! Я не могу устилать дорогу телами боевых друзей и горящими машинами, господин обер-лейтенант! Дайте мне поддержку – и приказ будет выполнен.
Хорста занесло. Он выпрямился в своей командирской башенке и вылез из нее выше, чем по пояс. Сейчас он напоминает мне кобру, готовую ударить свою жертву. Я не хочу быть жертвой. Я выполню приказ.