Корсар и роза
Шрифт:
— Я все помню, мама. Прекрасно помню, как я ездил в Рим, возил деньги политикам. Разумеется, меня нельзя назвать невинным агнцем. Но я никогда не считал и не считаю себя коррупционером. Не наши предприятия были поражены гнилью, а их политика. Понимаешь, что я имею в виду?
Лена молча кивнула.
— Я тебе расскажу один случай. Вполне рядовой. Джулиано послал меня передать полтора миллиарда одному министру. А этот добрый человек в обмен на нашу щедрость должен был поддержать законопроект, предоставлявший
— Продолжай. Никогда я не представляла себе эти темные дела во всех подробностях. — Глаза Лены загорелись любопытством.
— Министр принял меня в подвальном этаже своей виллы на Аппиевой дороге. Там был оборудован спортзал. Мы были одни: он, я и чемодан денег. «Взнос в кассу вашей партии», — сказал я. Он даже не посмотрел в мою сторону. Я, конечно, не ждал от него никакой расписки, но не услышал вообще ничего, представляешь? Ни «здравствуйте», ни «спасибо». Поэтому я сказал ему: «Здесь полтора миллиарда, господин министр. Хотите пересчитать?» — «Можете идти», — ответил он, не прерывая упражнений. Я рассердился и сделал то, о чем за минуту до этого и помыслить не мог без ужаса. Подошел и закатил ему увесистую оплеуху.
Тут даже Лена не удержалась от улыбки.
— Молодец, сынок. А что было потом?
— Я ушел. Наверное, никогда в жизни я не испытывал более полного удовлетворения. Мне надоело смотреть на этих никчемных людишек. Они загребали миллиарды, которые папа честно зарабатывал, соблюдая правила игры, каждый раз рискуя всем, что у него было. Каждый день я видел их поганые рожи в газетах и по телевизору, где они распинались о падении нравов и росте преступности, а потом встречал их один на один, и тут они заводили другую песню: денег, денег, денег! Воры! Подлые вымогатели!
— А Джулиано узнал об этой истории с министром?
— Ты первая, кому я об этом рассказываю. Но были и другие забавные случаи, если хочешь, могу поделиться.
— А почему бы тебе не рассказать все судьям? Их это тоже могло бы позабавить, — предложила Лена.
— Это была бы незабываемая сцена, — усмехнулся Джованни.
— Когда у тебя назначено слушание?
— Через два часа. К сожалению, мне действительно надо бежать. Спасибо за завтрак.
— Дай мне знать, как все прошло. Ты вернешься вечером домой?
— Надеюсь, что да. Более того, я рассчитываю закончить все за пару часов. Во всяком случае, сегодня.
— Ну, тогда окажи мне любезность. Перед отъездом из Милана загляни к Роберто Кортезини, — попросила Лена.
— К ювелиру?
— Привези его ко мне, прошу тебя.
— Мама, мы не можем себе позволить покупать драгоценности, — встревожился Джованни.
— Успокойся, ничего покупать я не собираюсь.
— Значит, ты
— Занимайся своим делом, — сказала Лена, смягчая резкость своих слов ласковой улыбкой.
Джованни понял, что настаивать бесполезно. Он наклонился и обнял мать.
— Увидимся вечером. Я привезу твоего придворного ювелира, — пообещал сын.
Как только Джованни вышел из комнаты, кошка спрыгнула с комода, где лежала, свернувшись клубком, во время визита. Она взобралась Лене на руки и принялась мурлыкать. Старая дама откинулась на спинку кресла, поглаживая шелковистую шерсть зверька, и вскоре задремала.
Она проспала больше часа, когда ее разбудил звонок телефона. С трудом встав с кресла, Лена прошла в гостиную. Там она обнаружила сиделку, погруженную в решение кроссвордов.
— Сними трубку, — приказала ей Лена.
Поскольку был уже почти полдень, старая дама взяла с фарфорового блюдца и положила в рот зеленую пилюлю.
— Вам звонит синьор Кортезини из Милана, — сказала сиделка, протягивая ей трубку и стакан воды.
— Я думаю о вас со вчерашнего вечера. — Лена решила обойтись без лишних предисловий.
— Должен вам признаться, синьора Рангони, я тоже о вас думаю уже много часов. Хотел позвонить раньше, но боялся вас потревожить, — начал Кортезини.
— Должна ли я понимать, что мой сын уже передал вам приглашение посетить меня в Котиньоле?
— Вовсе нет. Я сам собирался к вам приехать.
— Только не думайте, что я собираюсь распродавать свои драгоценности, — предупредила она.
— Разумеется, нет. Могу я заехать после обеда?
— Мой сын Джованни привезет вас сюда. До скорого свидания, — попрощалась Лена с ювелиром.
Она принялась считать часы, отделявшие ее от встречи со старым другом. Лекарство помогало ей нейтрализовать приступы дрожи, особенно мучительной в минуты сильного волнения.
Бедный Джованни, думала Лена, такой нерешительный и робкий, вынужден давать показания миланским судьям. Вместе с тем ее сын был горд, как и все Рангони, и Лена не сомневалась, что он сумеет выйти из сложившегося положения с высоко поднятой головой. Уж если Джованни оказался способен дать пощечину министру, он заставит самых оголтелых клеветников считаться с собой.
Что же касается ее чудесной дамасской розы, она надеялась, что Кортезини поможет ей вернуть заветный талисман.
Когда Лена вновь получит свою розу, она упомянет в завещании, чтобы после кончины ее похоронили с этой брошью на маленьком кладбище в Котиньоле, а не в семейной гробнице, находившейся в Луго. Ей хотелось, чтобы ее прах смешался с родной землей и чтобы на ее могиле вырос куст белых роз.
ЖИЛИ-БЫЛИ…