Корсар. Наваждение
Шрифт:
Дима закурил, сцепив зубы на фильтре сигареты; глядя на смутное свое отражение на ночном кухонном стекле, он пытался что-то вспомнить? осмыслить? понять? Или – ощутить себя, но – каким? Прежним и настоящим? Или – новым и настоящим? Что происходит?
Вдруг он почувствовал, как пульсирует, наливаясь горячим, тот самый «комариный укус» – ранка, нанесенная ему неведомо кем и – приведшая к галлюцинациям? Или – к реальному видению жизни, что пока только пробивалось сквозь привычные наслоения обыденной лжи…
Ольга подошла сзади, неслышно, коснулась его щеки.
– Какой
– Откуда ты знаешь, что я… – начал было Дима, но девушка перебила:
– Вот тоже секрет Полишинеля… Ты забыл, где я работаю? – Помолчала, произнесла: – Твоя рана саднит?
– Это не рана. Овод какой-то тяпнул…
– Овод?
– Наверное. Лето странное, Москва-река – под домом…
– Не залетают оводы на такую высоту, Митя, и ты это знаешь… – Легонько коснулась горячей припухлости кончиками пальцев: – Похоже на инъекцию. Или – на укус змея.
– Вчера, по-моему, я… – начал было Корсар, но Ольга приложила ему палец к губам:
– Не говори ничего. Молчи. Слова всегда все портят. Вчера, нет, сегодня ночью… все было… так, что… – Ольга тряхнула волосами, взяла из его руки стакан, жадно допила воду, улыбнулась немного беспомощно, глядя куда-то в глубь себя: – Ты был удивительно нежен и удивительно страстен… Можешь мне не верить, но… со мною такое было впервые. За всю мою долгую-предолгую жизнь…
– И со мною, – неожиданно произнес Корсар. – Что-то подобное однажды… уже могло случиться, но я даже сейчас не знаю, наяву, или во сне, или в моем разыгравшемся воображении…
– Однажды – когда? – спросила Ольга, обняв его за спину и прильнув всем телом.
– Давно. На исходе прошлого века. Или позапрошлого. Не помню.
Ольга кивнула согласно, так что он почувствовал щекотание ее волос:
Однажды, пред закатом века,когда мы все еще журчалиручьями ранними весны —глаза озерные встречали нассквозь закатный шорох снега,а мы игрушечно ворчалина неслучившиеся сны. [24]24
Стихотворение Петра Катериничева «Однажды…».
Корсар закрыл глаза. Ну да, так и было. Будущее всегда отбрасывает тень на настоящее, и, когда случается то, что и должно было случиться, мы часто «вспоминаем»: да такое с нами уже было… Вернее – должно было случиться. Потому что – очень хотелось. Ибо… Чему быть – того уж не воротишь.
Корсар разомкнул веки, умиротворенно кивнул своему отражению в стекле, вспомнил народное «утро вечера мудренее», приготовился тиснуть кнопку пульта и погасить плоский экран телевизора, как вдруг…
Лицо Марины Левиной, но… на фото. Потом телекартинка: ночь, ее двор, тот
– …Марина Левина, корректор издательства «Изумрудный город», в последнее время работавшая и с другими издательствами, найдена мертвой в своей квартире…
– …была раздета и задушена поясом кимоно, испещренным знаками. Вокруг – зажженные и угасающие свечи; на теле Марины – знаки кровью или просто фосфоресцирующей краской…
– …поразительно, что ритуал убийства совпадает с ритуалом, описанным в новой книге «Гробница» известного культуролога Дмитрия Корсара. Судя по многозначительным взглядам работников следственной бригады, отпечатки пальцев Корсара здесь повсюду. Как нам удалось выяснить у соседей, Дмитрий Корсар был в этой квартире минувшим вечером, а его сообщник поджидал во дворе, в тени деревьев, одетый во все черное…
Ольга Белова взяла лицо Корсара обеими руками, повернула к себе:
– Ну что ты застыл? Ты же предполагал, что… Ты был у Марины… двенадцать минут. За это время сотворить такое художество просто невозможно. А на ночь я – твое алиби.
– Пояс кимоно они взяли в моей квартире, – бесцветным голосом произнес Корсар. – Но как вычислили ее адрес?
– Она в издательстве зарплату получала. – Белова притворно-скорбно вздохнула: – А ты – поглупел…
– Так заметно?..
– Пока только мне.
– Значит. Нас уже двое… Или – только двое…
– …прошлым утром наша программа сообщила о гибели Корсара. Теперь выяснилось: пострадал другой человек… Похоже, в нашей столице орудует еще один маньяк или даже секта…
Одним движением Корсар сорвал телеприемник с держателя и бросил в стену. Другим – смел кухонный стол, с размаху ударился в стену, словно хотел пройти сквозь нее, – гипсокартон вздрогнул, но выдержал. На пол посыпались фотографии в рамках – на них виды разных городов и Ольга Белова – на лошади, на автомобиле, на мотоцикле…
– Корсар! – громко выкрикнула девушка, но он уже затих, приник к стене, сполз по ней, словно сдувшаяся резиновая игрушка. Так и сидел на полу с лицом несчастного мима, белого клоуна из жалкой итальянской оперетки, пока Ольга не поднесла к его губам наполовину наполненный стакан. – Выпей! – требовательно произнесла она. – Ну!
Корсар сделал глоток, другой, третий, замер, отбросил пустой стакан, прошептал не переводя дыхания:
– Эта твоя водка…
Ольга прикурила сигарету, подала Корсару:
– Обижаете, мужчина. Чистый спирт.
Он затянулся, выдохнул.
– Легче?
– Пока не знаю.
– По крайней мере – понятно одно. Почему ты еще жив.
– Почему? – спросил Корсар.
– Ты им зачем-то нужен. Очень. Значит – будут вербовать. – Ольга кивнула на разбитый телевизор. – А условия вербовки они создали идеальные.
Корсар внимательно посмотрел на Белову, спросил вдруг, неожиданно для самого себя:
– Сколько тебе лет, Оля?
– Хамский вопрос, не находишь?