Корсар
Шрифт:
Мы покинули дворец через боковой выход, и вот – я свободен! Вышел на центральную площадь – пьяцца Де Феррари, оглянулся. Герцогский дворец из розового и белого мрамора с возвышающейся над ним знаменитой Башней Народа с развевающемся на ветру большим флагом олицетворял процветание и власть Генуэзской республики. «Эх, мой бы „Кэнон“ сюда!» – размечтался я.
Довольный, что всё пока складывается неплохо, я вприпрыжку помчался на рынок, надеясь отыскать там купцов.
Хоть и знали купцы, что я во дворце дожа,
Мы поговорили с часок о торговых делах. И я был рад, что торговля худо-бедно идёт. Всё-таки Генуя – город богатый, портовый, и здесь бывают купцы со всех концов света.
Пообещав быть на корабле через недельку, я поспешил во дворец дожа: ведь меня здесь ждал Эмилио и, я надеялся – награда.
А ещё через недельку состояние здоровья Эмилио и в самом деле улучшилось настолько, что он уже свободно гулял по коридорам дворца в сопровождении двух гвардейцев – во избежание нового покушения.
В коридоре я встретился с дворцовым управляющим. Он улыбался и выглядел довольным.
– Может быть, тебе это будет интересно. Антонин рассказал всё – кто заплатил ему деньги, дал яд. Просто поразительно – это человек из влиятельной в Генуе семьи. И надо же, такое совпадение – он вчера утонул в Генуэзском заливе. Какое несчастье!
А сам при этом хитро улыбался.
– Я практически закончил лечение Эмилио. Думаю, теперь и придворный лекарь доведёт дело до конца. Я же чужеземец, и в Генуе проездом.
– Видно, тебя привела в наш город сама святая Дева Мария!
– Не иначе. Но я всё же не прочь был бы получить обещанное вознаграждение.
– Я передам его светлости синьору дожу твою просьбу. Я служу семейству Джакопо Дураццо-Гримальди уже много лет, привык к семье, а Эмилио люблю, как родного. И благодарен тебе. Позволь пожать твою руку.
Мы обменялись крепким рукопожатием.
Ещё два дня я наблюдал за Эмилио, и к вечеру третьего дня за мной пришёл сам управляющий.
– Тебя и Эмилио ждёт синьор Гримальди. Прошу следовать за мной.
Одет сегодня управляющий был торжественно. Новые бархатные камзол и штаны, поверх камзола – белое жабо вокруг шеи.
Меня провели в большой зал.
Войдя, я остановился, а Эмилио прошёл вперёд – к креслу, в котором сидел дож, поприветствовал и обнял отца.
Дож повернулся ко мне.
Среднего возраста, на висках – седина. На нём была пурпурная мантия, с воротником из меха, на груди золотой знак на цепи, вроде солнца – издалека было и не разглядеть. На голове – шапка-колпак в форме рога, ноги – в красных башмаках.
– Вот ты какой, московит! Мне сказали, что ты хорошо знаешь наш язык, умён и сведущ в лечении. Любопытно! Я представлял себе московитов другими.
– Варварами? – спросил я по-итальянски.
Дож сморщился:
– Может быть, не так грубо,
– Иоанн Четвертый Васильевич.
– Надо бы посольство отправить, выказать симпатию. Глядишь – и торговлю взаимовыгодную наладим.
Управляющий кашлянул.
– Ах да! Я отвлёкся. За излечение сына от тяжкой болезни я обещал награду и сдержу слово.
Дож хлопнул в ладоши.
Из боковой двери в зал вошёл дюжий гвардеец, а за ним – служанка или рабыня в лёгких, просвечивающих одеждах.
– Благодарю тебя за спасение сына. Прими обещанный слиток золота.
Гвардеец подошёл ко мне и вручил поднос, на котором тускло поблёскивал золотой слиток размером с ладонь. Я взял его в руки и поклонился дожу. Хм, а слиток не больно-то и тяжёл – меньше килограмма будет.
– И ещё – прими от меня в знак личной благодарности эту рабыню, отныне она твоя.
От удивления я чуть слиток не выронил. Зачем она мне? Лишняя головная боль. Однако отказаться от подарка дожа – значит, нанести обиду. Этого я не хотел. Кто его знает, как отреагирует дож на отказ, а я пока на его земле, и корабль друзей – в порту Генуи. Ладно, потом разберусь с живым подарком.
Я снова отвесил поклон и рассыпался в благодарности в стиле восточных купцов, с трудом подбирая соответствующие случаю итальянские выражения. Дож благосклонно выслушал, кивнул.
– Предлагаю тебе службу придворного лекаря с приличным жалованьем, а чтобы знания твои не пропали втуне, можешь занять место профессора медицины в городском университете.
От этого предложения я сразу же благоразумно отказался, сославшись на наличие семьи на родине.
– О, семья – дело богоугодное. Но если ты передумаешь, двери моего замка для тебя всегда открыты.
Я понял, что аудиенция закончена, и попятился задом к дверям; рабыня последовала за мной.
В коридоре я перевёл дух. Золото – это хорошо, но что мне делать с рабыней?
Её лицо закрывала кисея. Я откинул её. Смугловатое, миловидное личико, стройный стан, и молода – лет восемнадцать-двадцать.
– Ты кто? – спросил я по-итальянски.
– Летиция.
– Хм, имя-то французское.
– Меня купили у французского купца, он и дал мне это имя, – ответила Летиция, смягчая французским акцентом неважный итальянский.
– Ты из каких земель?
– Египет, на родине меня звали Малика.
– Летиция мне нравится больше. Ладно, чего здесь стоять, идём на корабль.
Мы с Летицией в сопровождении гвардейцев пошли к выходу из дворца. Жаль, что я так и не успел попросить Эмилио показать мне его и рассказать о картинах великих генуэзцев. Ну что делать – вернусь же я когда-нибудь в своё время? И тогда непременно приеду сюда туристом – тем интереснее будет сравнить прошедшие за века изменения.