Корсары глубин
Шрифт:
Вместе с тем вопрос о пище стоял у нас остро еще и потому, что наш кок не был мастером своего дела. Он мог быть неплохим коком, если бы имелись в наличии хорошие и разнообразные продукты. Но из того, чем мы располагали, он готовил весьма бедные и невкусные блюда, чем вызывал насмешки и недовольство команды. А бедный Мидтанк, как его звали, был очень обидчив и часто ходил ко мне с жалобами на матросов:
«Они ничего не делают, только ворчат и смеются, — заявлял он, — больше не хочу быть коком. Я прошу о переводе».
Черт возьми! Командир лодки должен иметь много талантов, в том числе талант дипломата.
«О нет, Мидтанк, — отвечал я, — мы никак не можем обойтись без вас. Где мы достанем такого кока,
Тупое лицо Мидтанка озарялось светом. И он на некоторое время оставался умиротворенным. Иногда я ободрял его гордыми видениями.
«Вы старайтесь как можно, больше, Мидтанк, — говорил я, — и готовьте самые лучшие блюда, какие можете. Вы не всегда будете коком. Я дам вам возможность участвовать в сражении, и вы станете большим героем. Вы сможете получить Железный крест.
Однажды мы имели длительный артиллерийский бой с вооруженным пароходом. Мне дорог был каждый человек, и таким образом я послал Мидтанка подавать снаряды на палубу. Он работал как черт и был уверен, что вел себя героем.
Я воспользовался этим предлогом, представил его к награде, и он получил Железный крест. Нужно было видеть его величие и гордую походку. После этого он окончательно смирился со своими поварскими обязанностями и больше не обращал внимания на насмешки команды.
Мы обычно грабили захваченные суда на то количество съестных припасов, которое могли взять с собой. Наша кладовая наполнялась добычей. Невозможно было удержать голодных моряков в присутствии хорошо набитых судовых провизионок. Часто можно было видеть матросов-подводников, отправлявшихся в отпуск нагруженными пакетами с сахаром, грудинкой, ветчиной и другими продуктами, захваченными с потопленных нами транспортов.
Один из наших первых призов в Средиземном море был норвежский пароход «Трипель», а у него оказалась такая кладовая, что у нас при виде ее буквально разгорелись глаза. С тех пор как мы покинули Германию, у нас еще не было приличной пищи. Матросы озверели при виде такого богатства на борту захваченного корабля. Наша добыча состояла главным образом из мармелада и ветчины.
Затем начались неприятности. Ко мне пришел один из матросов и почтительно доложил, что унтер-офицеры съели весь мармелад, не дав матросам даже и понюхать его и заявив, что подобная пища слишком хороша для них. Я вызвал к себе старшего унтер-офицера и спросил, как было дело. Это был большой жирный парень, и нужно было видеть его оскорбленное лицо. Он доложил, что при дележе мармелада большая часть его по недоразумению досталась унтер-офицерам, но что истинными мошенниками были матросы. Они съели всю ветчину, причем набивали себя ею до тех пор, пока не заболели, и все это только для того, чтобы унтер-офицеры остались с носом.
Мармеладно-ветчинное происшествие чуть не вылилось в гражданскую войну. Мне снова пришлось быть дипломатом, и я вынес поистине мудрое решение. Я обратился к команде с речью и заявил, что для избежания подобных случаев в будущем никакая пища, забираемая с захваченных судов, не будет браться матросами индивидуально, а должна складываться в кладовую лодки. Если к концу крейсерства что-нибудь останется несъеденным, то будет поровну распределено между людьми.
Один из наиболее приятных дней в Средиземном море был проведен нами недалеко от Мальты. Вдали была замечена вторая подводная лодка. Считая, что это один из наших сотоварищей, мы подняли сигнал. Так и оказалось. Оба корабля подошли борт к борту, и я разговорился с командиром.
«Какие новости?» — спросил он меня.
«У меня имеется на борту бутылка прекрасного Бриони, преходите ко мне, и мы его разопьем».
Он пришел, и в течение двух часов обе лодки стояли без хода в море, почти на расстоянии пушечного выстрела
Глава XXVI.
Кольцо патрульных судов сосредоточивает свой огонь, и «U-64» идет на дно
Мы сделали восемь крейсерств из Каттаро в Средиземное море, каждое из которых длилось три или четыре недели. После объявления неограниченной подводной войны в феврале 1917 года мы имели приказание топить все, что только могли, и «U-64» вносила свою лепту в наше общее дело разрушения союзной торговли на море.
19 марта 1917 года мы были у юго-западного побережья Сардинии. Находясь в своей каюте, я получил донесение с вахты: «Пароход на горизонте». Я сразу же бросился наверх. Приближающееся судно неясно выделялось во мгле, но по необычно высоко поставленной антенне я смог определить, что это военный корабль. Мы погрузились, а затем я увидел его борт с четырьмя трубами и большими орудийными башнями. Это был французский линейный корабль. Он шел зигзагом, имея в противолодочном охранении один эсминец. Все было совершенно ясно. Серый гигант, маневрируя, шел прямо на лодку. «Торпедные аппараты изготовить!». Мои приказания шли в быстрой последовательности одно за другим. «Первая носовая торпеда — пли, вторая носовая торпеда — пли!»
Банг, банг! Два мощных взрыва один за другим, говорящие о том, что обе торпеды попали в цель. Опустив перископ, мы в течение нескольких минут слепо ползли под водой, а затем я снова на мгновенье поднял его и увидел, что линейный корабль начинает крениться.
«Черт возьми!» — воскликнул я, чуть не усевшись на палубу. Моя лодка, выйдя из управления, колебалась и прыгала, подобно скверно ведущей себя лошади, и, наконец, так подскочила вверх, что показала на поверхности воды всю надстройку.
«Погружайтесь!» — приказал я, видя, как эсминец охранения молнией бросился на нас.
К счастью, мы вовремя овладели своей лодкой. Пока мы летели на глубину, раздались четыре взрыва глубинных бомб.
Пройдя под водой пару миль, я снова поднял перископ. Большой корабль стоял теперь совсем накренившись, а Эсминец был занят спасением уцелевших. Мы беспрепятственно наблюдали всю картину и рассматривали судовой справочник, чтобы установить название атакованного корабля. Я установил что он принадлежал к типу «Дантон», больших линейных кораблей, водоизмещением в 18000 тонн с 40 орудиями и командой в 1100 человек. Мы подошли поближе, чтобы приготовиться к дополнительному торпедному выстрелу, если в нем явится необходимость. Но линейный корабль уже шел на дно. Его корма поднялась высоко в воздух, затем корабль нырнул и пошел носом вниз.
Эсминец подобрал людей, барахтавшихся в воде, и стал уходить с места катастрофы, где оставались только плоты, сплошь заполненные уцелевшими. После того как эсминец исчез за горизонтом, мы всплыли на поверхность и подобрали плававший на воде ящик, полный писем. Мы узнали из них, что погибший корабль был сам «Дантон», шедший из Тулона в Корфу, где находилась большая часть французского флота, обеспечивавшая блокаду Отрантского пролива.
В это крейсерство мы потопили еще восемь судов, и одно из них весьма удивило меня. Обычно люди не смеются и не улыбаются, когда топят их корабль. Здесь же дело обстояло иначе. Норвежский угольщик «Гротанген» шел с 3500 тонн угля из Ньюкастла в Геную и нарвался на «U-64». Выстрел под нос, обычное приказание «покинуть корабль», и команда села в шлюпки. Я был ошеломлен выражением удовольствия на лицах матросов. Они пересмеивались друг с другом и весело гримасничали. Можно было подумать, что атака нашей лодки защекотала их до смерти. Я спросил капитана, в чем дело и не думают ли его люди, что подводная война является каким-то веселым занятием.