Кортик

Рыбаков Анатолий Наумович

Весьма довольный своей речью, Шура направился к парте и с важным видом уселся на свое место.

– Кто еще хочет высказаться? – спросил Миша и, увидев, что Зина Круглова хочет, но не решается выступить, сказал ей: – Говори, Зина, чего боишься?

Зина поднялась и быстро затараторила:

– Девочки, это ужасно! Я сама видела, как тетя Броша плачет. И нечего Юру защищать. А если он нравится Леле, пусть она так и скажет. Потом Шура. Он очень красиво говорил о женщинах, а сам на уроках пишет письма девочкам. Это тоже неправильно… Потом, – продолжала Зина, – я хотела

сказать о Генке Петрове. Он на уроках всегда меня расхохатывает. – Тут Зина рассмеялась и села на свое место.

После всех выступил Миша:

– Стоцкий обругал тетю Брошу потому, что считает себя выше ее. А чем он выше тети Броши? Я думаю, ничем. Она тридцать лет работает в школе, приносит пользу обществу, а Юра сидит на шее своего папеньки, в жизни еще пальцем о палец не ударил, а уже оскорбляет рабочего человека. Я предлагаю: Юра Стоцкий должен извиниться перед Брошей, а если он не захочет, передать вопрос в учком. Пусть вся школа обсуждает его поступок.

Классное собрание постановило: обязать Стоцкого извиниться перед тетей Брошей.

Глава 56

Литорея

После собрания Миша явился к директору школы.

Алексей Иваныч сидел в своем кабинете за столом и перелистывал книгу, ту самую, что отобрала у Миши Александра Сергеевна. Он глазами указал Мише на диван и сказал:

– Садись.

Миша сел.

– Что вы обсуждали на собрании? – спросил Алексей Иваныч.

Миша рассказал.

– Постановить – это полдела, – сказал Алексей Иваныч. – Нужно, чтобы Стоцкий осознал низость своего поступка.

Он помолчал, потом спросил:

– А твое поведение обсуждали?

– Какое поведение? – Миша покраснел.

– Посторонние книги читаешь на уроке, записки пишешь.

– Книгу я не читал, – сказал Миша, – она просто так лежала. Записку действительно писал…

– Скажи, Поляков, – Алексей Иваныч внимательно посмотрел на Мишу, – почему тебя интересует холодное оружие?

– Просто так, – ответил Миша, глядя на пол.

– Кроме того, – продолжал Алексей Иваныч, как бы не слыша Мишиного ответа, – ты и твои приятели интересуетесь шифрами. Хотелось бы узнать: зачем?

Миша молчал, и опять, как бы не замечая его молчания, Алексей Иваныч продолжал:

– Возможно, ваши занятия очень интересны, но дают ли они желаемый результат? Если все идет успешно, то продолжайте, а если нет, скажи: может быть, я помогу.

Миша напряженно думал. Может быть, показать пластинку? Вот уж два месяца, как они бьются и не могут прочесть надпись. На обеих пластинках совершенно одинаковые значки, а ключа к ним нет. Значит, Полевой думал, что ключ к шифру в ножнах, а Никитский предполагал, что он в кортике. На самом же деле ни там, ни здесь ключа нет… А пожалуй, надо показать… Уж если Алексей Иваныч не прочтет – значит, никто не разберет.

Миша вздохнул, вынул из кармана пластинку от рукоятки кортика и протянул ее Алексею Иванычу:

– Вот, Алексей Иваныч,

мы никак не можем расшифровать эту надпись. Я слыхал, что это литорея, но мы не знаем, что такое литорея.

– Да, – сказал Алексей Иваныч, рассматривая пластинку, – похоже. Литорея – это тайнопись, употреблявшаяся в древнерусской литературе. Литорея была двух родов: простая и мудрая. Простая называлась также тарабарской грамотой, отсюда и «тарабарщина». Это простой шифр. Буквы алфавита пишут в два ряда: верхние буквы употребляют вместо нижних, нижние – вместо верхних. Мудрая литорея – более сложный шифр. Весь алфавит разбивался на три группы, по десяти букв в каждой. Первый десяток букв обозначался точками. Например, «а» – одна точка, «б» – две точки и так далее. Второй десяток обозначался черточками. Например: «л» – одна черточка, «м» – две черточки и так далее. И, наконец, третий десяток обозначался кружками. Например, «х» – один кружок, «ц» – два кружка… Значки эти писались столбиками. Понял теперь?

– Это же очень просто! – удивился Миша. – Теперь я понимаю, как прочесть пластинку!

– Это было бы просто в том случае, – возразил Алексей Иваныч, – если бы на этой пластинке в каждом столбике было от одного до десяти знаков, а здесь самое большее пять…

Алексей Иваныч сидел задумавшись, потом медленно проговорил:

– Если это литорея, то здесь только половина текста. Где-то должна быть и другая.

Глава 57

Странная надпись

Вот оно в чем дело! Миша пощупал в кармане ножны. Теперь понятно, почему старик не мог расшифровать текст.

– Где-то должна быть вторая половина текста, – повторил Алексей Иваныч и вопросительно посмотрел на Мишу.

Эх, была не была! Миша вынул ножны, снял ободок, развернул их веером и молча положил на стол.

Алексей Иваныч соединил обе пластинки. Миша только сейчас увидел, что на одной из них есть выпуклость, а на другой углубление, показывающее, где их нужно соединять. Как это он раньше не заметил?

Соединив обе пластинки, Алексей Иваныч положил их плашмя и придавил пресс-папье.

– Видишь, – сказал он Мише, – получилась десятизначная литорея. Теперь попробуем читать.

Он встал, подошел к шкафу, снял с полки какую-то книгу, положил ее перед собой и внимательно перелистал.

– Так, – сказал Алексей Иваныч, заложив страницы двумя пальцами. – Бери карандаш, бумагу и пиши… «с». Написал? «И», «м». Что получилось?

– «Сим», – прочел Миша.

– Хорошо. «Г», «а», «д», «о», «м». Что написал?

– «Гадом», – сказал Миша.

И так, слово за словом, Миша написал следующее:

«Сим гадом завести часы понеже проследует стрелка полудень башне самой повернутой быть».

– Странная надпись, – задумался Алексей Иваныч, – странная. – Он молча разглядывал ножны, потом посмотрел на Мишу и спросил: – Что ты скажешь по этому поводу?

Миша молча пожал плечами.

– Во всяком случае, ты больше меня знаешь, – сказал Алексей Иваныч. – Например: где кинжал?

Миша молча смотрел на пол.