Корунд и саламандра. Серебряный волк
Шрифт:
— Узнаем! Дай только до дому добраться. Ладно… прости мне эту проверку, мой король, или накажи, если хочешь. Я признаю, Ожье неплохой парень. Но я хотел бы знать о нем больше.
— Погоди, Серый! Впереди нелегкая дорога. Через пару недель мы будем знать его как облупленного.
— Ты, Анже, слишком увлекся сердечными делами. Словно чувствительная барышня, право
— Простите, пресветлый… но я думал, в этом дознании любая мелочь важна.
— Только такая любая мелочь, Анже, которую сможем мы соотнести со сказанием. Сам посуди, ну какое значение для нас имеют тайные записочки королевского хрониста? А Юлия и Ожье? Сколько твоих сил ушло на эту парочку! И зачем? Они уезжают, вряд ли их коснутся неурядицы Таргалы. А нас интересуют Смутные времена! Проводи Марготу до Волчьего перевала, Анже, и займись Карелом.
Старуха стоит у родника и глядит на подъезжающих к ней людей воистину волчьими глазами.
Королю Андрию рассказал о роднике венчавший их с Марготою аббат. Родник официально звался «Благодатным Источником, что в Прихолмье», принадлежал Святой Церкви, и по благословению Церкви разрешались к нему паломничества. Не чаще дюжины на год. Свадебному поезду Марготы благословение было даровано в качестве дара Святой Церкви молодым супругам.
И уже парни Сергия рассыпались вокруг, и Маргота с Юлией сошли из кареты на густую траву, а Андрий все не может отвести взгляд от старухи. Словно околдованный.
Вся она какая-то неправильная. Не седые, а словно пегие космы торчат из-под съехавшего на затылок черного платка, и лицо тоже словно пегое, в непонятных пятнах; длинная, почти до колен, безрукавка заячьего меха вытерта до проплешин и залысин, и полотняная рубаха под безрукавкой вся драная, а юбка… юбка алая, праздничная, из знаменитого себастийского сукна, — откуда такая у нищей старухи? И рука, опирающаяся о каменный бортик Источника, — темная, костлявая… красивая!
— Мир тебе, добрая женщина.
Маргота… Свет Господень, зачем ты подошла так близко к ней, Марго?! Она странная, неправильная, кто знает, что на уме у нее?
— Что делаешь ты здесь, одна? Может, помощь тебе нужна?
— Значит, это правда! — Не старушечий голос, сильный… и какой же злой!
— Что? — растерянно переспрашивает Маргота.
— Правда, что твой отец король отдал тебя этим зверям! Бедняжка принцесса, лучше бы тебе умереть, а то и вовсе не рождаться!
— Почему говоришь ты так, добрая женщина? — Марго испугана, слезы в голосе. Почему Сергий не уволок отсюда эту ведьму?! Да, ведь святое место…
— Звери, звери… что осталось
— Маргота, послушай… — Надо увести ее, успокоить… объяснить…
— Не подходи, не прикасайся к ней! Убийца, как посмел ты приехать сюда за женой! Лучше ей умереть, чем к тебе в постель, лучше.
Откуда у нее нож? Только что руки пустые были! И какой нож… совсем даже не женская игрушка.
— Только шаг! Шевельнитесь только, вы все! Господи, Марго… жена моя! Нельзя убивать в святом месте, однако помнит ли о том сбрендившая старая ведьма?!
— Марго! — Юлия, умница, подбегает, подхватив пышную юбку, обнимает побелевшую Марготу… умница, всего полшага в сторону, но уже не так страшно. — Зачем так? Ах, добрая женщина, разве ж ведомы нам пути Господни! Была война, а теперь королевой Двенадцати Земель будет наша принцесса, и это ли не залог мира?
— Какой мир может быть со зверями дикими?! Проклятие мое и Господень гнев, а не мир!
Взмах ножа, как проблеск солнечного зайчика, неуловим и ярок. Юлия шарахается, отталкивает Марготу… не успела бы, нет, но — Ожье. Как старуха его подпустила? Ясно как: форма королевского гвардейца, гербовый бело-фиолетовый кант, все еще не споротый с берета… он — свой. Он свой, и он успевает, каким-то немыслимым чудом успевает стать перед проклятой ведьмой… просто стать!
— Ох… сынок, да куда ж ты под нож-то лезешь?!
— Война кончилась, матушка! — Ожье берет старуху за руку, осторожно разжимает костлявые пальцы. Она не противится. Нож падает на землю, на каменную отмостку Благодатного Источника, и протяжный звон разливается в воздухе.
— Ожье, ты ранен!
— Ерунда, Юли. Камзол разве что надо будет зашить.
— Ох, сынок, прости старую! Да что ж ты стоишь чурбан чурбаном, вот же вода святая, исцеляющая! Угораздило же тебя… и что ты здесь, с этими… почему?!
— Война кончилась, — повторяет Ожье. — Мир у нас ныне, и наша принцесса стала их королевой. И в свое королевство едет. А вы шли бы к людям, матушка. Негоже вам здесь одной.
— Нет вокруг людей, — хрипло шепчет старуха. — Больше нет, одна я осталась. Тьма только, и звери, и проклятие мое… а мое проклятие сильное, настигнет их, настигнет… попомнят!
У Марго в лице — ни кровинки, ровно мертвая. Даже в глазах прекрасных — могильная стынь. Подбежать бы, за руки взять — да только чует Андрий, нельзя сейчас ни шага к жене молодой шагнуть. Пока рядом с ведьмой безумной Ожье — она не опасна. Но заметит хоть намек на движение — и кто знает…
Старуха развернулась и идет прочь, и люди короля Андрия расступаются перед ней, а Сергию, потянувшему руку за оружием, король молча показывает могучий кулак. Дикое напряжение отпускает короля, он уже может думать о всякой ерунде — не о Марго. Пусть проклятая ведьма убирается невредимой. Чужая здесь земля, и не их право. Война кончилась.