Коржик для Мохито
Шрифт:
– Да, – подтвердил Мохито. – Скоро можно будет есть. А рядом шелковица, абрикос и слива.
– Абрикос! – обрадовался Зорьян. – Я люблю пить кофе на балконе. Поставлю столик, открою рамы. Буду закусывать сначала черешней, а потом абрикосами прямо с дерева. Камул милостивый, как тут хорошо. И тихо. Смотри, внизу лавочка! И сушилка для белья. А ты на каком этаже будешь жить?
– Я тоже на втором, – выбрал Мохито. – В соседнем доме, рядом с тобой. Абрикос пополам.
– Будем ходить друг к другу в гости, – постановил Зорьян. – И пить пиво на лавочке. Отлично. Выбрали, что нравится. Никакие претензии от сослуживцев принимать не собираюсь. Кто не успел – тот опоздал. Давай прикинем, что нужно для ремонта.
– Надо принести ручку и бумагу. Где-то в бардачке была рулетка.
– Розетки
– Розетки я подтяну, – пообещал Мохито. – Это не проблема. Я никогда в жизни не красил окна. Это меня больше смущает.
– Я красил. И обои наклеить могу.
– А линолеум мы с Шольтом меняли. Не так уж и плохо получилось.
– Шольт – это?.. – склонил голову набок Зорьян и осторожно принюхался.
– Сосед по общаге. Сейчас переехал к мужу.
– Ясно.
Они вернулись к машине, отыскали рулетку и блокнот, уже с добычей пришли к домам и воткнули бумажки с надписями под обивку дверей приглянувшихся квартир.
Зорьян нацарапал позывной «Заря», посмотрел на слово «Мохито», выслушал объяснение:
– Тимофей, Тимоха. От Тимоха – Мохито.
– Круто. А меня то Зорькой, то вообще Розой обзывают.
Мохито постарался скрыть улыбку. Имя-то красивое. Но жалоба Зорьяна понятна.
К домам, гомоня, подошла группа холостых бойцов, доставленных казенным автобусом. За ними, с любопытством оглядываясь по сторонам, шел барибал. Увидев Мохито и Зорьяна, он помахал рукой, крикнул:
– Мужики! Чаши бы почистить надо. Я скрутки принес, а поджигать страшно. Есть пакет какой-нибудь, чтобы мусор собрать?
– Я принесу, – пообещал Мохито.
– А я пока выгребу, – встрепенулся Зорьян. – Действительно, нехорошо получилось. Не квартирой единой, как говорится.
Они занялись уборкой, прислушиваясь к обсуждению жилищных условий: большинство альф-холостяков пришло в недоумение при виде эркеров – лучше бы нормальные балконы сделали; не пожелало заниматься ремонтом – мы не нанимались кисточкой махать; а плодовые деревья обозвало источником мусора. Барибал Цветан, слушая эти вопли и негодование, тихо хмыкал, Зорьян, отыскавший оставшиеся от строителей ведро и тряпку, протирал статуи, а Мохито уминал сухие листья в пакеты и тихо радовался, что они будут жить почти без соседей – только какой-то лис выбрал себе квартиру в самом первом доме, на первом этаже.
– Здесь хорошо, – проговорил Цветан, когда возмущенно гомонящая толпа умчалась прочь. – Был бы я один – не о чем раздумывать. Но у меня муж в тяжести и маленький сын. Мы сняли дом еще месяц назад, когда я приехал на спецкурс. Начальство шепнуло, что отряд расквартируют в Ключевых Водах, и я искал жилье, в котором можно будет остаться, если меня зачислят. Попался удачный вариант: крепкий дом для омеги с детьми и времянка для альфы. Мы живем почти как бурые пещерники, омега с детьми на зиму уходит в спячку. Дом с времянкой подошел нам на все сто. Муж доволен, мелкий играет во дворе. Для полного счастья только электродуховку купить надо, муж говорит, что в газовой пироги пригорают. Вы едите сдобу?
– Я все ем.
– Я только на меду, – отозвался Зорьян. – С сахаром поперек горла встает.
– Принесу медовых коржиков, – пообещал Цветан. – Муж иногда коржики печет, попрошу сделать.
– Коржики обожаю, – признался Мохито. – У нас в кафетерии рядом с общагой по четвергам молочные коржики бывают. Если успеваю – забираю целую коробку. Я их в сгущенку макаю. Да и без сгущенки – хоть на завтрак, обед и ужин.
Под неспешный разговор и обсуждение выпечки они выдраили обе статуи. Скрутки затлели, разогревая чаши. Цветан отступил на пару шагов, поклонился сначала Хлебодарному, затем Камулу. Мохито и Зорьян – наоборот. Волк-то понятно почему, а Мохито и этим отличался от сородичей. Медведи обычно приносили к алтарю Хлебодарного кусочек сотового меда, чтобы липкая сладость растеклась по дну чаши. Считалось, что медовая дань вернется толстым слоем осеннего жира и подарит спокойный сытый сон. Мохито, как и большинство городских медведей, живших бок о бок с людьми, лисами и волками, в спячку не впадал. Не он один – многие без зимнего сна обходились.
Была бы дальняя родня, замолвившая словечко, может быть, как-то и удалось влиться в городскую общину. Но Мохито и в этом не повезло. Его отец-омега был короткомордым гризли, сезонным работником на лососевых промыслах. Почему он ушел из общины, порвал все связи с семьей – Мохито было неведомо. Отец-альфа, белый медведь-полар, возле омеги долго не задержался. Кем он работал, почему прожил пять лет в портовом городишке, а потом исчез, осталось тайной, покрытой мраком. От одного отца Мохито досталась бурая шерсть, от второго – любовь к рыбе, холодному душу и умеренная потребность в спячке.
Один из пещерных старейшин, встретившись с Мохито на улице, произнес слово «гролар», будто припечатал ругательством. Так и не удалось понять, что вызвало большую неприязнь: то, что метис? То, что наполовину гризли? Или то, что наполовину полар?
Мохито с таким отношением не сталкивался ни в военном училище, куда уехал поступать сразу после окончания школы, ни в столице – там никто не обращал внимания на его происхождение. А здешние оборотни, с которыми Мохито не поладил из-за безбожия и служебного положения, всех своих близких и дальних родственников знали наперечет, барибалов едва терпели, а гризли и кадьяков считали исчадиями Камула. Сами они вели род от пещерных медведей, предпочитавших горы лесным берлогам. Со временем расселились по равнинам и долинам, строили хутора с огромными дворами и отдельными домами для медведя-альфы и омеги с медвежатами. Такое же раздельное проживание было принято и у бет – дом медведицы и дом медведя. Сельские общины лелеяли сады и поля, занимались консервированием фруктов, пчеловодством и производством разнообразных ликеров и настоек, не допускали чужаков даже во дворы – а в дом только по прокурорскому ордеру. Мохито мог бы просватать здешнего омегу только в одном случае – если бы начал доносить медоварам о спецоперациях. Да и то лет десять пришлось бы унижаться и наушничать, а в итоге могли бы скрутить шиш.
Вдоволь наговорившись с Цветаном, Мохито понял, как ему не хватало мирного общения с другим медведем. Словно в детство вернулся, когда рядом не было ни одного лиса: медведи, люди, да десяток волков на весь городок. И он, и Зорьян получили приглашение на обед, и это отозвалось теплой радостью. Ему хотелось посмотреть на медвежонка. К Йоше он привык, всегда присматривал за ним на прогулках, решал математику, кормил супом, наверное, любил – Мохито затруднялся определить, что такое любовь. Но сейчас как озарение случилось: волчонок – это волчонок. А маленький медведь – это же чудо!
Цветан уехал, записав им с Зорьяном свой номер телефона. Волк приглашению на обед обрадовался, особенно когда узнал, что в меню будет мясо с овощами.
– Люблю баклажаны! Я и кабачки люблю. И винегрет себе часто делаю.
– Винегрет – это сложно, – честно сказал Мохито.
– Ничего сложного! Сделаем ремонты – буду готовить. В столовке только днем еду дают, а я привык по ночам в холодильник нырять.
Они побродили по части, выяснили у командира, что личный состав на ближайшие три дня получит отпуск, а территория будет открыта для желающих завезти стройматериалы.