Кошачье сердце
Шрифт:
Глава 3. Раз пошли на дело
Ни одно слово в городе не было столь многозначным, как слово «рубить». Здесь рубили не только дрова и капусту, но и правду. Здесь могли врубить телевизор, свет и даже по пятое число, а вырубить – лес, звук, а под горячую руку и человека. Рубиться – означало и сражаться в бою, и выслуживаться перед начальством, и играть в подкидного дурака. Только в этом городе понимали, что значит рубать компот и рубить в математике. Название городских денег тоже происходило от слова «рубить»,
Никто из новых холойских, которые называли себя бизнесменами, не умел срубить ни дерево, ни дом, но все они отлично разбирались в том, как срубить бабло. На их языке это означало – легко «сделать» деньги, причем не гнушаясь никакими средствами. Однако это занятие было небезопасным.
Нет, им не были страшны правозащитительные органы. Угроза их жизни и здоровью исходила от подобных им бизнесменов, которые были их конкурентами, а часто и партнерами.
Пистолетный выстрел нарушил тишину вечернего города. Так закончилось бизнес сотрудничество двух новых холойских, один из которых, чтобы устранить своего партнера, нанес ему смертельный удар ножом, а другой, погибая, успел выстрелить своему визави в сердце.
В это время больничные квартиранты только-только сели ужинать. По телевизору как обычно шла программа, которая называлась Культурной. В вечернее время все другие программы, некультурные, здесь смотрели редко. Мурзик как всегда лежал под батареей и притворялся спящим. Он то слушал разговоры за столом, то телевизор, то переключался на собственные мысли. В этот вечер он думал о возвращении на улицу героя гражданской войны Полиграфа Шарикова. Миновал февраль и Мурзик собирался покинуть больницу, чтобы появиться в кошачьем мире к 8 марта. В этот день коты пользовались наибольшей популярностью у слабой половины этого мира, хотя считалось, что наоборот.
Зазвонил телефон, и доктор взял трубку. Он внимательно слушал звонившего и по его лицу было видно, что ему говорили что-то приятное. Он часто повторял короткие «так-так» и, наконец, распорядился: «Разместите их в холодильнике и больше ничего не делайте до моего прихода. И еще передайте, чтобы готовили операционную». Положив трубку, он радостно сообщил присутствующим: «Представляете, сразу двое! Вот это удача!!»
Его охватила какая-то эйфория, казалось, он не понимает, что говорит. Ибо присутствующие очень смутились, когда узнали, что удача состояла в том, что в больничный морг привезли два трупа.
Доктор сообщил, что это были убитые в какой-то, как было принято говорить, разборке. Один убитый был известным бандитом, другой – бывшим малоизвестным комсомольским руководителем.
– Батюшки, – запричитала Анна Ивановна, – ладно бандит, но как в этой разборке оказался комсомольский вожак? Что может быть общего у комсомольских активистов с бандитами?
– Так именно они сейчас и делят между собой нашу городскую собственность, – сказал Андрей Петрович.
– Ладно, не до политики сейчас, – прервал его доктор. – Надо готовить пациента.
Фраза «надо
«Интересно, что их так взволновало? – подумал Мурзик. – И кто такие комсомольский руководитель и пациент? Странно все это».
– Комсомолец, конечно, лучше бандита, – говорил, как бы сам с собой, доктор. – Все-таки представитель передового отряда холойской молодежи. Поэтому начнем с него. Если не получится, то придется брать гипофиз у бандита.
– Ой, навидалась я в нашем институте этих комсомольских вожаков, – засомневалась Антонина Васильевна.
– Чем же они так плохи?
– Долго объяснять, но если коротко сказать, то циники они редкие. Всех заставляли верить в то, над чем сами между собой насмехались. Среди бандитов порядочных людей, пожалуй, больше. Может, лучше с бандита начнешь?
– Я согласен с Антониной Васильевной, – сказал Андрей Петрович, медленно вставая из-за стола. – У нас в армии эти бездельники только и делали, что мешали работать. Придумают какую-нибудь вахту типа «60-летию города – достойную встречу!», составят под это дело план никому не нужных мероприятий, а потом только ходят и проверяют, как этот план в частях выполняется. И не дай бог, если где-то собрание не провели или какой-то лозунг не повесили, сразу доклад начальнику политотдела, который, поговаривали, знал семнадцать способов загнать офицера в петлю одними только комсомольскими поручениями.
– А меня кот смущает, – сказала Анна Ивановна. – Рыжий потому что. Пословица гласит: «Рыжий да красный – человек опасный».
– Тоже верно, – сказал Андрей Петрович, беря с подоконника какой-то сверток. – С рыжим в баню не ходи.
– Красный будет пострашнее, – оправдывал свой выбор Кирилл Кириллович. – Рыжий – он, конечно, не белый, но и не красный. Так, что-то между ними. Ну, теперь уж чего? Будем довольствоваться тем, что есть.
«Интересно, про какого это они кота говорят?» – задался вопросом Мурзик, который, как и все кошки, не различал цвета и поэтому не знал, что он рыжий.
В это время Андрей Петрович накинул на него плотное байковое одеяло, давно приготовленное для этого случая.
– Несите его в операционную! – крикнул доктор и стал быстро допивать чай.
Однако Андрею Петровичу раньше никогда не доводилось ловить кошек одеялами, и одно его неловкое движение позволило Мурзику вырваться из его рук.
– Спокойно! – неспокойно прокричал доктор. – Загоняем его в угол.
Кот стал пятиться назад от наступающих на него мужчин. Когда же отступать стало некуда, он стрелой проскочил между ними, заставив их столкнуться лбами, и мигом по оконной шторе забрался под потолок.
– Может, выключить свет? – с испугу предложила Антонина Васильевна и тут же: – Ой, что я говорю.
Андрей Петрович взял стоящую в углу швабру и направился к Мурзику, но тот опередил общение со шваброй и, слетев вниз, молниеносно через окно раздачи оказался на кухне.
– Там его точно не поймать, – сказал доктор. – Скорее перебьем всю посуду и переломаем оборудование.
– Что же делать? – спросила Антонина Васильевна.
– Надо звонить Пономареву, у него в ветлечебнице наверняка есть какое-то устройство для отлова животных.