Кошак
Шрифт:
Я мог ударить ногой, одновременно отклоняясь назад второй раз — теперь уже в падении, чтобы усилить скорость отклонения назад и успеть вырваться из смертоносных тисков до того, как они сомкнутся. Однако я ждал такого удара и был готов к нему. Вместо провала назад на рефлексах, присел и ударил в солнечное сплетение кулаком, а дальше, в нижней плоскости, так и не разгибаясь, метнулся в наиболее вероятную точку приземления противницы.
Как кошка вертелась в воздухе — это надо было видеть! Вот только инерция слишком коварная штука, так просто её не преодолеть. Как бы ни пыталась Бьянка избежать столкновения с очередным ударом по приземлении, ей это не удалось. Так что девочка оказалась буквально пригвождена к матам моей ногой. Впрочем, развивать успех я не стал,
Дальше мы закружились в хороводе взаимных ударов, прыжков, уворотов… Больше девочка не пыталась красоваться, она теперь натурально кайфовала от нашей игры. Разве что не мурчала — дыхание берегла. В какой-то момент я тоже оказался на матах. Перед глазами всё плыло, летали звёздочки, но вместо того, чтобы добить или даже просто обозначить победу, Бьянка просто протянула мне руку и, когда я инстинктивно вложил в неё свою ладонь, рванула на себя, поднимая на ноги. Я поспешил вернуть ей доверительную улыбку. Ну и понеслось…
Посмотреть представление с нашим участием собрался едва ли не весь зал. Кошки смеялись, улюлюкали, обменивались скабрезными или шутливыми комментариями. Особенно мне запомнилась одна метиллия, стоявшая чуть в отдалении от остальных сестёр с серьёзным, немного безумным выражением на лице, и то и дело пропускала язычок между коралловых губок. На попытки соседей заговорить она никак не реагировала. Однако у всех зрительниц при кажущемся многообразии реакций было что-то неуловимо похожее. Их объединяло одно — все они балдели от разворачивающейся на их глазах игры; каждая представляла себя на месте Бьянки, и каждая невольно вспыхивала возбуждением — предстоящей схватки и вполне себе понятного естественного желания. Поэтому когда мы завершили спарринг тем, от чего произошло это слово… В общем, дальше кошки оказались предсказуемы. Сначала воспользовались моей беспомощностью, ну а потом вовлекли в целую серию игр, нанизавшихся одна на другую подобно бусинам в цветастом ожерелье.
Едва поднятая нами с Бьянкой буря спаррингов сошла на нет, мы, не сговариваясь, отошли к канатам. Никто из валькирий не пытался этому воспрепятствовать — напротив, нас провожали понимающие и даже местами насмешливые взгляды. Для всех республиканок результат «разговора» был очевиден — чего нельзя сказать обо мне. Опёршись на эластичные ленты, плотно прижавшись друг к другу боками, мы стояли и смотрели перед собой. Никто не спешил переходить «к делу», равно как и затевать разговор. Наконец кошка решилась.
— Иди, погуляй ещё, а вечером я за тобой заеду: полетим к моим сёстрам, — видя, как я напрягся, валькирия тут же добавила. — Не волнуйся, сёстры не кусаются. Тебе у меня понравится. Поспаррингуемся, память обсудим… сестра недавно передала… а потом и мы с кошками тебя попробуем. Обещаю — без фанатизма. Или ты ещё что-то любишь? Рассказывай, Кошак. Всё рассказывай.
— Извини, Бьянка, но я к тебе не полечу, — теперь уже я ощутил, как кошка рядом напряглась и явно хочет возразить, поэтому поспешил дать необходимые уточнения. Но перед тем, чтобы создать атмосферу максимального доверия, повернулся к ней лицом. Локоть левой руки при этом остался на канатах, а правая успокаивающе легла девочке на чуть прогнувшуюся в талии спинку. — Не в ближайший месяц. Понимаешь… всё сложно. Я не могу сейчас бросить своих кошек. Они — семья, которой я никогда не имел. Никогда, кошка, пойми! На своей «варварской» планете воспитывался в детском доме — типа вашего воспиталища, только для тех, у кого вообще нет родителей. Только Диана, первая встреченная мою республиканка, показала, каково оно — иметь рядом человека,
— Ты кот, Меч Республики. Ты принадлежишь фракции валькирий, а не только своей стае! — девочка порывисто развернулась. Её ладонь с силой впилась мне в волосы. Оказавшиеся напротив глаза полыхнули огнём неколебимой уверенности.
— Знаешь, Бьянка… я заметил, республиканок вообще редко волнует внутренний мир их мужчин. Они смотрят на них через призму неколебимой уверенности, что только они могут определять для мужчины приоритеты. Возможно, ты поймёшь, если мы зайдём с другой стороны — со стороны других республиканок. Мои кошки… Они только недавно сестру из стаи вычеркнули. Им и самим тяжело. Кто их успокоит, если не я?.. Тем более, я тебе не отказываю во встрече. Приезжай сегодня вечером ко мне — возьми сестёр, и приезжай.
Странно, но мои слова подействовали, кошка серьёзно призадумалась. Даже огонь в её взгляде сменился искоркой любознательной задумчивости.
— Нет, Кошак, ты не прав. Твой внутренний мир мне интересен. Не скажу, что так будет с любым республиканцем… Но ты и не любой. Именно этим и интересен, — валькирия говорила и продолжала при этом пристально меня изучать, словно пыталась почувствовать реакцию на свои слова. Но тут любопытство в её взгляде сменилось весёлыми бесенятами. Девочка иронично изогнула бровь. — А ты точно всех потянешь?..
— Да, — упрямо тряхнул головой и твёрдо воззрился в эти фантастической глубины глаза. — Если будет нужно — задействую поля.
В этот момент что-то произошло. Кошка неожиданно отшатнулась, её глаза расширились, демонстрируя состояние, граничащее с паникой. И мне вдруг всё стало понятно. В душе защемило от накатившего чувства нежности, от стремления защитить эту сильную, гордую, но когда-то чуть было не сломленную воительницу. Я подался вперёд и, преодолевая секундное сопротивление, притянул девочку к себе. Зарылся в её серебристые пряди, успокаивающе прошёлся по ним ладонью. Валькирия сначала стояла, совершенно ошарашенная моим напором, но вскоре расслабилась. Её милая головка доверчиво ткнулась в моё плечо — всё же девочка была одного со мной роста, и лежать на груди ей было неудобно.
— Извини, Бьянка, я не знал. Поверь, я в последнюю очередь хотел разбередить такие твои воспоминания, — шептал, продолжая шебуршить её роскошные прядки, жидким серебром стекающие по ладони.
— Нормально всё. Ты продолжай, продолжай… И вторую руку опусти ниже, — пояснять, что именно она хочет, не требовалось. Ладонь скользнула с талии на ягодицы, прошла ниже, ещё ниже… Нежно, но в то же время настойчиво, я пропустил сзади, между ног, сомкнутые щепотью пальцы и принялся ласкать, даже сквозь теплоизолирующую ткань формы ощущая волнительный жар её разгорячённого лона.
— Вот так… Ещё… — с губ кошки сорвался приглушённый стон, все её неприятные воспоминания остались где-то далеко, а здесь и сейчас было лишь волнующее, будоражащее воображение удовольствие. — Я тогда попалась, как шмакодявка какая. Меня в развороченной броне прижало, не смогла сразу сориентироваться и покончить с собой. Эти твари успели первыми… Два часа надо мной измывались этими жуткими штуковинами… Хотели превратить в бездумную куклу, которая за очередную порцию кайфа готова будет их ублажать как им заблагорассудится… Сёстры меня отбили. Но я никогда… никогда не забуду этих ужимок и кривляний…