Кошечка в сапожках (сборник)
Шрифт:
— Тебе бы посчастливилось увидеть меня у плиты.
— Хорошо.
— Я нацепила фартучек и туфли на шпильках.
— Да ты что!
Ее слова попали точно в цель. Воображение Хоупа нарисовало ему образ Сьюзен в светлых кожаных туфлях, в ладненьком белом фартучке, чисто символически прикрывающим ее грудь, с соблазнительными тесемочками на попке. Она орудует лопаточкой.
— Передай трубку Джоанне, — попросил он.
— Гляди-ка, испугался, — констатировала Сьюзен, наверняка расплывшись в улыбке.
Он был тоже доволен
— Ну что, разобрались? — поинтересовалась Джоанна.
— Не лезь не в свое дело.
— Вас не разберешь.
— Еще как разберешь, — успокоил ее Мэтью. — Вот стукнет тебе под шестьдесят, а мы с мамой к тому времени умрем…
— Прошу тебя, не стоит так шутить, — нахмурилась Джоанна.
— Малышка, мне пора собираться. Я поймаю тебя сегодня днем, ладно?
— Знаешь, мы сегодня с Эвери хотим сбегать на эту нудную вечеринку. Может, хоть там парни будут, а то я уже начинаю думать, что наш двенадцатилетний сосед ничуть не хуже других, представляешь?
— Я отчетливо представляю, что ты у меня не самый плохой ребенок, — отозвался Мэтью.
— Льстец, — подытожила разговор дочь.
Он знал, что Джоанна ухмыляется точно так же, как недавно Сьюзен.
— Пока, малыш, я скоро свяжусь с тобой.
— Я люблю тебя, пап.
— Я тоже тебя люблю. — Он повесил трубку и взглянул на часы, стоящие на туалетном столике.
Времени на размышления не оставалось, и он лихорадочно принялся одеваться.
Мэтью Хоуп еще не встречал человека, который ощущал бы себя свободно в арестантской робе. Что там говорить о Стивене Лидзе! Казенная, не по размеру одежда, в которую был облачен этот ладный блондин под метр девяносто, выглядела на нем, стокилограммовом мужчине, смирительной рубашкой. В связи с особой жестокостью инкриминируемого ему преступления выпустить его под залог не сочли возможным. Его ожидала перспектива какое-то время остаться в этом одеянии.
Прошло двое суток, после того как четырнадцатого августа патрульная машина Чарли выехала по вызову китайского посудомойщика, который по дороге на работу решил заехать на улицу Танго, 1211, и захватить своих троих друзей.
— Это вы их убили? — обратился к нему Мэтью.
— Нет, — замотал головой Лидз.
— А кто грозился на суде их убить?
— Когда это было?! Сразу по оглашении приговора. Я был вне себя. Мало ли чего брякнешь в гневе.
— Но вы так опрометчиво оговорились. Вы ведь сказали, что покончите с ними.
— Если бы вернуть слова обратно!
— Вы утверждаете, что не убивали их?
— Конечно.
— У вас есть хоть какие-нибудь мысли, кто мог на это решиться?
— Нет.
— Можно ли предположить, что вы наняли кого-нибудь для этой цели?
— Вовсе нет.
— А если какой-нибудь ваш приятель, или должник, или не знаю кто решил вам посодействовать?
— Нет. Я не имею к этому делу ни малейшего отношения.
— Вы
— Абсолютно.
— Расскажите, где вы были вечером в понедельник в момент убийства.
— Дома. С женой.
— Вы были одни? Кто-нибудь сможет подтвердить ваше алиби?
— Нет. Разве одного свидетеля не достаточно?
— Она ваша жена, — устало произнес Мэтью.
Мэтью Хоуп всматривался в лицо сидящего напротив человека, пытаясь прочитать в этих голубых глазах хоть какой-то намек на истину. Он не станет его защищать, пока не убедится в невиновности. Только и всего. Отыщется немало других адвокатов, которые не посмотрят на вину. Мэтью не из их числа. Он не защищает убийц и воров.
— Вы осознаете до конца, в каком положении оказались?
— Конечно.
— На месте преступления был обнаружен ваш бумажник…
— Мне трудно объяснить, как он мог туда попасть.
— Нет ли тут какой ошибки, это действительно ваше портмоне?
— Да.
— Там были ваши водительские права…
— Да.
— Так, с этим разобрались. Ваш бумажник найден в комнате, где обнаружены трупы тех, кто недавно обвинялся в изнасиловании вашей жены. Одного этого прокурору достаточно для возбуждения против вас уголовного дела…
— Меня там не было…
— …ведь тогда насильников оправдали…
— На их совести это преступление.
— Суд не согласился с обвинениями.
— Это ошибка. Они ее изнасиловали.
— Дело спорное. В прошлую пятницу был оглашен оправдательный приговор. В тот же самый день вы в присутствии сотен свидетелей клянетесь убить негодяев. В понедельник их находят убитыми. На месте преступления валяется ваш бумажник.
— Да, это так.
— С какой стати я должен вас защищать?
— Я невиновен, — покорно сказал Лидз.
Адвокат прислонился к белой стене камеры, на которой отметились многие предшественники Лидза, и смотрел в ясные, спокойные глаза узника, примостившегося на краешке узкой койки. Виновен или нет? Решать это придется прямо сейчас, иначе потом, если он возьмется за дело, отступать будет некуда.
— Как мог бумажник оказаться на месте преступления?
— Понятия не имею.
— Вам не приходилось терять его в понедельник?
— Нет.
— Когда вы в последний раз держали его в руках?
— Не помню.
— Вспомните, как вы расплачивались в тот день? Может быть, пользовались кредитной карточкой?
— Мне кажется… В тот день я заходил в видеопрокат.
— В котором часу это было?
— По дороге домой, на ферму. Я фермер.
Лидз явно скромничал. Он был внуком Роджера Лидза, одного из самых первых переселенцев штата, сумевшего в свое время скупить за бесценок сотни акров во Флориде. Его отец, умерший шесть лет назад, прикупил три тысячи акров плодородной земли на Тимукуэн-Пойнт-роуд, грузовые стоянки в Тампе и лучшую недвижимость в центре Калузы.