Кошка Белого Графа
Шрифт:
– Да, такое тело стоит вернуть из Небыли, – заметил отец, оглядывая свое творение. – Смотри, не потеряй голову.
Рауд не ответил.
Он стал полноправным владыкой зимы шесть лет назад, а вскоре обнаружил, что красота женщин уже не волнует его, как в юности, когда он впрямь мог потерять голову при виде оголенного плечика или хорошенькой ножки, показавшейся из-под подола. Во всем, что не касалось магии, он чувствовал себя постаревшим лет на пятьдесят.
А потом дар ушел, и все изменилось вновь.
В последние месяцы Рауд заново открывал для
Под его взглядом кукольное личико, созданное отцом, ожило, черты стали выразительней, четче, обрели самобытность, взгляд наполнился чувством и глубиной – весь облик разом задышал, засиял, и у Рауда потеплело на сердце.
Женская красота бывает разной. Неброско-утонченной, как у Камелии, игривой, как у ее наперсницы Кайсы… Красота Кошки была яркой и сильной. Рауд любовался своим «агентом» при каждой встрече со все большим удовольствием, но так, чтобы девушка не заметила. Он и без того заставил ее бояться себя. Не хватало еще, чтобы Карин заподозрила его в мужских притязаниях.
Отец тоже отметил перемены в иллюзорной «невесте».
– Хороша! Жаль, что не нашего круга.
– Она расцарапала ногу Гюнтеру, защищая фрейлину из свиты принцессы, – сказал Рауд.
– Ты шутишь?! – отец рассмеялся со злым удовлетворением.
Рауд понимал его, но сам чувствовал другое.
Когда ему рассказали, он испугался. Как испугался полгода назад, услышав о дуэли брата. Гаденыш Гюнтер и людей не щадит, а кошку раздавит с наслаждением…
Нет, с нее довольно.
Рауд хоть сейчас пристроил бы Карин Эльс к хорошим людям. К тем, кого в случае провала не свяжут ни с ним, ни с принцессой.
Но боги имеют на нее виды, а от богов не спрячешься…
В первый же день нашего пребывания во дворце Камелия приказала обеспечить мне свободный доступ в уборную. Сперва для этого просто держали приотворенной дверь, но кто-нибудь непременно умудрялся ее закрыть, причем именно в тот момент, когда мне было нужнее всего; приходилось мяукать и скрестись. Потом отыскали местного мастерового, и он устроил лаз в дверном полотне.
Как это происходило, я не видела, но управился он быстро. Отверстие получилось аккуратное и словно бы не вырезанное, а природное – как все во дворце. Казалось, сучья разошлись и изогнулись друг против друга, образовав проем. Теперь я могла ходить по своим надобностям, когда захочу, не дожидаясь ничьих милостей.
У лаза, занавешенного лоскутком бархата, я всегда прислушивалась и принюхивалась: нет ли кого внутри. Если есть, дожидалась, когда он выйдет.
Сейчас я чуяла в уборной постороннего, но не человека.
Кошку!
При этом занавеска кошкой не пахла. И дверь не пахла, и пол у двери…
Заинтригованная, я скользнула внутрь. Там было тихо и темно – для человеческих глаз. Мои же звериные различали каждую деталь обстановки. На первый взгляд, в довольно просторной комнате никого не было. Но не успела я толком осмотреться и принюхаться, как прямо передо
Кошка была небольшая и плотно сбитая. Этакий бочонок на лапках, обернутый в плюшевую, как у Кавалера, шерстку. И ушки такие же круглые. А вот цвет другой – шоколадный.
Кошечка выгнула спину колесом и низко завыла:
– О-он мо-о-у-ой! Не отда-а-о-у-а-м!
Я не сразу поняла, что она имеет в виду и кого, но ответила тем же. Иначе в кошачьем противостоянии нельзя. Спина и хвост – две крутые дуги, объятые вздыбленным мехом, из горла – грозный рык без слов. Я не видела себя со стороны, но снежная кошка в гневе должна быть страшна.
Моя противница продержалась недолго. Поворчала для порядка и сникла.
– Тебя Кавалер прислал? – спросила я строго. – И ты с ходу драться?
– Пр-рости, – попросила кошечка. – Куда пр-ропала? Мы искали.
В знак примирения она потянулась понюхать меня, потом попыталась лизнуть. Подлиза!
– Велено пер-редать: мы нашли твою человеческую кошку.
– Как тебя зовут? – спросила я.
– Шоколадка. А ты Сахар-рок.
Я фыркнула. Вот упрямый котище!
– Как ты вошла?
– Пр-росто, – в голосе кошечки проскользнула нотка превосходства. – Пр-роведу.
Она нырнула под медную ванну на львиных лапах. Я последовала за ней и с удивлением уставилась на круглое отверстие в стене, похожее на то, что прорезали для меня в двери, только меньше.
– Это для проветривания?
Шоколадка издала звук, похожий на хмыканье.
– Ветр-ра там нет. – И ехидно добавила: – Толстая. Не пр-ролезешь.
– Не толстая, а красивая, заруби себе на носу!
Будут еще всякие нахалки мне дерзить.
Отверстие и правда было маловато. Но я вспомнила жемчужный храм Свена и Свяны. Его ходы приспосабливались к размеру того, кто по ним шел. Может, и здесь так будет? Я просунулась в лаз, мысленно уговаривая его стать шире и пытаясь передать окаменелому дереву под лапами ощущение тесноты, которое испытывала. Так же, как передавала Кавалеру все, что знала о барышне Агде.
Не берусь судить, был ли от этого толк или дворец просто следовал заложенной в него воле древних строителей, но темный туннель, пахнущий спящим лесом, раздался вверх и в стороны – как раз настолько, чтобы я могла пройти, не испытывая неудобств. Вздох Шоколадки сказал, что для нее это стало неожиданностью.
Древесное нутро дворца оказалось пронизано целым лабиринтом извилистых ходов. Возможно, они служили для воздухообмена или как-то помогали обогреву огромного здания – Шоколадка не знала. Стены напоминали переплетенные корни; они не светились, как туннели в храме Свена и Свяны, но я отлично видела, куда иду.
Сначала своенравная посланница Кавалера вывела меня в необъятный зал, в центре которого росло самое настоящее живое дерево. Рассмотреть диковину я не успела. Мы выскользнули из-за одной портьеры, пробежали наискосок и нырнули под другую, где прятался еще один лаз.