Кошка Белого Графа
Шрифт:
В следующий раз мы вышли в умеренно широком коридоре, миновали два поворота и юркнули в нишу со статуей лесной нимфы. Позади статуи под широким листом какого-то южного растения на высоте в половину человеческого роста скрывался вход в очередной туннель.
– Иди, – сказала Шоколадка. – Близко. Внутр-рь нельзя, только смотр-реть. Вер-рнешься – пр-ровожу обр-ратно.
Маленькая кошечка выглядела серьезной и исполненной сознания собственной важности. И по праву. Без нее я ни за что не разберусь в этих ходах!
– Спасибо,
– Пр-равда? – она недоверчиво склонила голову набок.
– Ты же видишь, я не такая, как ты. Мои кавалеры ходят на двух ногах.
Сказала и, взобравшись по стене, нырнула в проем, оказавшийся мне как раз впору.
Идти и правда пришлось недалеко. Почти сразу стали слышны звуки клавесина, а после третьего поворота впереди возникло пятнышко света, и я поняла, что означало Шоколадкино «внутрь нельзя». В щелку, которой заканчивался туннель, можно было разве что нос высунуть. Сколько я ни уговаривала ее расшириться, действия это не возымело.
Снаружи отверстие прикрывала легкая драпировка, сквозь которую было прекрасно видно большую солнечную комнату. Барышня Агда сидела за клавесином, наигрывая меланхоличную мелодию, подле нее дремала в кресле старая госпожа Хьяри в своем неизменном колпачке с монетками. Пусть Нежа и скрыла меня от ее ведьмовского взгляда, под защитой толстой стены я чувствовала себя спо- койнее.
Вошла служанка в белом переднике:
– Барышня! Вам подарок от графа Скадлика!
Агда не повернула головы, под тонкими пальцами родился скорбный аккорд.
– Так куда подарок-то?
Служанка оглянулась на госпожу Хьяри, и стало видно, что в руках у нее плоская коробочка, перевязанная алой лентой.
– Не нужны мне от него никакие подарки, – хмуро отозвалась Агда. – Скажи, пусть назад отошлют.
– Еще чего! – старуха вмиг проснулась. – От подарков отказываться дело глупое. Что дают, надо брать. Неси сюда, – велела она служанке, – поглядим. А сама поди прочь.
В коробочке оказалась лаковая шкатулка с серебряными уголками и затейливым замочком. К замочку прилагался ключик на цепочке. Госпожа Хьяри покачала его в воздухе, ловя солнечные блики, затем сунула под нос Агде, словно погремушку младенцу.
– Смотри, какое диво, – старуха вложила ключик в ее вялую руку. – Давай, открывай!
Агда с неохотой подчинилась. Шкатулка курлыкнула, как горлица, крышка приподнялась, явив нутро, выстланное черным бархатом. На бархате что-то поблескивало.
– Ай, красота-то какая! – преувеличенно восхитилась старая ведьма. – Ты только глянь!
Агда глянула и загляделась. Взяла вещицу в руки, любуясь сверканием драгоценных камней.
– Ты примерь, примерь, – подзуживала госпожа Хьяри.
А вот это она зря. Ободок с золотыми листочками и рубиновыми ягодками, обхвативший девичье запястье, даже мне напомнил о венчальных браслетах, а
– Что ж ты опять ревешь-то!
Старуха вскочила, заперла дверь, потом силой пересадила Агду со стула на большой диван с цветочной обивкой. Несмотря на почтенные года, двигалась она со звериной ловкостью – совсем не так, как смиренная травница, которая заискивала перед королевой-бабушкой.
– Он ей тоже, небось, подарки дарит, – плаксиво сказала Агда. – Я видела их: он шел такой красивый, улыбался ей, а на меня даже не взглянул…
– Сколько раз говорю: нельзя ему сейчас на тебя глядеть! – старуха обнимала барышню как тогда, в доме Снульва, только сейчас я отчетливо слышала каждое слово. – Папаша ее разобидится, войну, чего доброго, затеет. Ты же не хочешь, чтобы из-за тебя война началась?
Агда всхлипнула, а я зажмурилась, пытаясь уложить услышанное в голове.
– Вот понесет она, он, заботы ради, отошлет ее в тихое место, и ты вернешься в его постель. А там… мало ли что с женщиной в тягости стрястись может?
– Как это?
– Да вот так, – старуха усмехнулась. – Принцессы создания нежные, здоровье у них слабенькое. Сквознячком продует или вдруг еще какая напасть…
– А ребенок? – Агда повернула к ней голову.
– И ребенок туда же…
– Матушка Гиннаш! – барышня вырвалась из обнимающих ее рук. – Вы с ума сошли!
– Чего всполошилась? Шучу я, шучу, – ведьма вновь притянула Агду к себе. – Ты о дурном не думай, ты о свадьбе думай.
Барышна запротестовала опять, но старуха пригнула ее голову к своему плечу.
– Дура ты, Эмка! Он король, ему жениться по чину положено.
Эмка?
Имя упало как обух на темя.
Эмка. Эми. Эмелона Болли.
О ней и правда писали в «Вестях со всего света» и в других столичных газетах, которые мы изредка покупали. Писали очень сдержанно, но в свое время этого хватило, чтобы породить волну пересудов. Каждая заказчица, едва переступив порог нашего ателье, начинала с возбужденного: «А вы слышали?..»
Вот почему Льет взял себе и дочери другие имена – чтобы никто не узнал в ней королевскую любовницу!
А старуха между тем говорила такие вещи, от которых у меня не только на загривке – по всему хребту шерсть поднималась:
– Ты для всех как была купеческая дочь, так и есть, хоть и дали вам дворянство. Да и дворян простых нынче, что уличных собак. Другое дело – выйдешь замуж за важного вельможу, станешь знатной особой. Графиней! А от графини и до королевы недалеко…
Тут картина у меня в голове наконец сложилась, кусочки мозаики встали на свои места.
После женитьбы Альрик не сможет оставить при себе безродную девицу Болли. Но, если девица превратится в графиню Скадлик, замужнюю даму, имеющую полное право бывать при дворе, король Бертольд может закрыть глаза на измену зятя, ведь формальные приличия соблюдены.