Кошки-мышки

Калинкина Анна Владимировна

Кошка насупилась.

— Бывают мутанты, которые добрее людей, — сказала она. — Если людям приспичилось зачистку проводить, начали бы с себя…

Нюта поглядела на нее с интересом:

— В чем-то я с тобой согласна, — сказала она. — Но, боюсь, нашего мнения никто здесь не спросит. Придется делать то, что велят. Но тебя-то как угораздило во все это влипнуть?

Кошка вкратце рассказала, как они шли по поверхности и как спутник ее ушел на зов, а ей удалось не поддаться, сохранить рассудок.

— Понятно, — заключила

Нюта. — Я давно подозревала, что женщины — существа более стойкие. Мне один знакомый рассказывал, что в давние века женщин с особенными способностями называли ведьмами и сжигали. А если бы не это, то сейчас, наверное, женщины были бы ведьмами через одну. И, возможно, жизнь была бы полегче. Это только кажется, что мир спасают мужчины. На самом деле они постоянно норовят переложить это хлопотное дело на женщин — и еще вопрос, кто справляется лучше.

— А я думала, «ведьма» — это вроде ругательства, — задумчиво сказала Кошка. Ее ведь за глаза тоже называли так, она знала это. Память тут же воскресила давний эпизод.

Когда ей пришлось покинуть родную станцию, она обошла чуть ли не полметро — так ей казалось. По крайней мере, центр исходила почти весь, все ей было интересно. Другие сталкеры наставляли ее и советовали, как лучше избегать опасностей, куда стоит сходить, а куда лучше вообще не соваться. О Полянке ходили противоречивые рассказы. Кто-то уверял, что станция пуста и заброшена, кто-то — что люди там есть. Один из сталкеров сказал — это станция судьбы. Там можно что-то понять про себя — кто ты, куда, зачем. Впрочем, некоторые поговаривали, что там происходят выбросы газа, из-за которых конкретно съезжает крыша, по таких было немного.

На подходах к станции Кошка удвоила осторожность. Сначала ей казалось, что там никого нет, но, едва выйдя из туннеля, она поняла, что ошиблась. В середине станции горел небольшой костер, вокруг валялись кучи хлама и потрепанные книжки. Возле костра виднелись две фигуры. Кошка неуверенно подошла чуть ближе и поняла, что это женщины.

— Что-то плохо горит. Не пора ли подбросить? — спросила одна.

— Пожалуй, — согласилась другая и наугад выловила из кучи небольшую книжку. — Что там у нас? «Черная вдова для терминатора»? Годится!

— А пару недель назад, кажется, мне попалась «Любовь под ясенем», — сказала первая и хихикнула. — Тоже неплохо горела.

— Вот если попадется «Замерзшие в сугробе» — сохраним для смеха. А эту — в топку! — сказала другая, и книжка полетела в огонь. Тот разгорелся ярче. Только вот пламя показалось Кошке каким-то странным: слишком ровное, и не было слышно ни шороха, ни потрескивания.

— Странно, — сказала вторая, — иногда вот такие книжонки горят гораздо лучше. Тепло дают веселое, и хватает чуть ли не на полдня. А помнишь тот толстенный том? Название забыла — на букву «О», кажется, начиналось. Он все тлел и чадил, насилу сожгли.

— Даже огонь не берет, — сказала

первая и фыркнула. — И голова потом болела, угар сплошной. Нет, эту положи, не трожь. Это мой любимый писатель. А ты все стараешься его в костер кинуть потихоньку. На той неделе я не уследила, ты одну книгу успела-таки сжечь.

— Ага! Зато помнишь, какой дым валил? Глючило не по-детски. Несколько дней потом просветленные ходили! И брагу пить не надо было! — сказала вторая и хихикнула. — Да ведь у нас таких книг еще штук десять.

— Все равно, пусть будут. Не так уж много у меня любимых писателей, — отрезала первая.

Кошке казалось, что ее появление прошло незамеченным. Женщины сидели спиной к ней, но одна вдруг сказала, не оборачиваясь:

— Не бойся, мы не кусаемся.

— И не надо думать, что мы — ведьмы, — произнесла вторая ровно в тот момент, как эта мысль пришла Кошке в голову.

«Точно, ведьмы», — окончательно уверилась она. Но, сама того не ожидая, сделала еще шаг к костру. Она понимала, что если сейчас убежит, то ничего не узнает. А ей очень хотелось понять, кто эти женщины и что делают здесь.

У одной, в потрепанном черно-синем костюме, были темные волосы, которые выбивались из-под повязанного на голове шарфа, и тонкие черты лица, а в глазах — тревога. Нервные длинные пальцы женщины то и дело теребили висевший на шее на ремешке старый фотоаппарат. Кошка видела такой на одной из станций.

У другой, рыжей, с короткой стрижкой, был маленький носик, одна бровь слегка изгибалась, словно она однажды чему-то удивилась, да так и удивляется до сих пор. Одета она была в темную юбку и пеструю кофту, обсыпанную пеплом.

— Зачем ты пришла? Чего здесь ищешь? Раз пришла, значит, что-то тебе нужно? Сюда не приходят случайные люди, — произнесла темноволосая.

— А если приходят, то не видят нас, — фыркнув, добавила рыжая.

Кошка задумалась. Когда она шла сюда, ей казалось, что у нее куча вопросов к судьбе. Но она представляла себе все несколько иначе и не нашлась, что сказать. Чего она ищет? Примирения с собой? Прощения? Ответа на вопрос «за что»?

— Вопрос поставлен некорректно, — сказала вдруг рыжая. — Как известно, ни добра, ни зла в чистом виде нет, есть только жизненный опыт. Сейчас тебе кажется, что жизнь кончилась, но когда-нибудь ты, возможно, поймешь, что так было нужно, чтобы ты изменилась.

— Мне жить больно, — выдавила из себя Кошка.

— А приятного никто и не обещал, — хмыкнула рыжая. — Я же говорю — сейчас не поймешь. Но зерно упало в почву, и со временем оно прорастет. А пока терпи.

Темноволосая молча улыбалась, словно смягчая ее слова. И возможно, не столько слова подействовали на Кошку, сколько эта улыбка. У нее появилась надежда, что когда-нибудь и вправду все образуется, и каждый вдох не будет уже причинять боль.

— А что вы здесь делаете? — спросила она. — Вы всегда здесь?