Кошки-мышки
Шрифт:
— Спасибо, Джон. До чего же славная игрушка…
— Я не знал, что ты интересуешься музыкой.
— Да что ты, с детства. Мой проигрыватель после свадьбы пришлось продать. Слишком много шума. — Он выпрямился. — Как ты думаешь, мы найдем тут какие-нибудь ответы?
Ребус покачал головой.
— Думаю, все, что он знал, он держал в голове. Очень скрытный человек. Наверное, все ответы он унес в могилу.
— Ну что ж, тем проще для нас.
— Проще не бывает, — ответил Ребус.
Как это сказал старик Вандерхайд? «Кто-то
Он понимал также, что важнее всего распутать те разноцветные ниточки, которые он, вероятно совершенно напрасно, пытался сплести в единый узор. Теперь надо было размотать их и смотреть, куда ведет каждая в отдельности.
Ронни совершил самоубийство. Карью также. Это объединяло их, так же как некий Хайд. Может, он был клиентом Карью? Собирался купить или купил недвижимость на деньги, вырученные от продажи наркотиков? Это объяснило бы его связь с ними обоими. Хайд, конечно, не настоящая фамилия. Сколько Хайдов в эдинбургской телефонной книге? Скорее прозвище или псевдоним. В самом деле, мужчины-проститутки обычно пользуются вымышленными именами. Хайд. Джекил и Хайд. Еще одно совпадение: в день, когда к нему явилась Трейси, Ребус читал именно эту книгу. Искать еще и Джекила? Джекил: врач, уважаемый человек, — и Хайд, его черное ночное alter ego. Он вспомнил темные фигурки, мелькавшие у ворот Колтон-хилла… Нет, слишком примитивно.
Он поставил машину на единственное остававшееся свободным место у участка на Грейт-Лондон-роуд и поднялся по знакомым ступенькам. Почему с годами ступени кажутся выше? А еще он мог бы поклясться, что когда он начинал здесь служить, их было больше. Шесть лет назад? Не так уж много по сравнению с целой жизнью. Так почему же он чувствует себя Сизифом?
— Привет, Джек, — бросил он, как всегда, дежурному сержанту, но привычного кивка не последовало.
Джек никогда не отличался чрезмерной улыбчивостью, но в недостатке воспитания уличен не был. Более того, его кивок мог виртуозно выразить любую эмоцию — от восхищения до презрения.
Очень и очень странно.
Ребус решил не обращать внимания на эту невежливость и поднялся наверх. Навстречу ему по коридору, оживленно болтая, шли двое констеблей; поровнявшись с ним, они вдруг замолчали. Ребус почувствовал, как у него краснеют щеки, но решил, что либо забыл застегнуть ширинку, либо испачкал чем-нибудь нос.
Он торопился дошагать до кабинета, чтобы выяснить наконец, в чем дело. Но в кабинете его ждал Холмс. Он сидел за столом Ребуса, в его кресле, изучая свои квартирные варианты, и бросился убирать их, как мальчишка, которого застали с неприличной книгой.
— Хелло, Брайан.
Ребус снял пиджак и повесил его на крючок у двери.
— Я собирался
— Простите, сэр, я думаю, вам лучше сесть.
Голос Холмса чуть-чуть дрожал. Ребус уставился на него и по лицу молодого человека понял, что произошло что-то ужасное.
Ребус распахнул дверь кабинета для допроса свидетелей. Лицо его было цвета маринованной свеклы, и едва поспевавший за ним Холмс опасался, как бы инспектора не хватил инфаркт. В комнате находились двое сотрудников сыскной, оба без пиджаков, как после тяжелой работы. Они обернулись, и тот, что сидел, вскочил на ноги, словно приготовившись к потасовке.
Мальчишка с лисьей физиономией, известный Ребусу под именем Джеймс, тоже вскочил со стула, стоявшего у другого конца стола. Стул грохнулся на кафельный пол.
— Не подпускайте его ко мне! — взвизгнул он.
— Послушайте, Джон… — начал один из детективов, сержант Дик, но Ребус поднял руку, чтобы показать, что он не собирается скандалить.
Сотрудники сыскной переглянулись, не уверенные в его искренности. Ребус заговорил, не спуская глаз с парня:
— Это, милый мальчик, даром тебе не пройдет. — Подчеркнутое спокойствие Ребуса выдавало его яростный гнев. — За это я подвешу тебя к потолку за яйца, поверь дяденьке на слово.
Парень понял, что на растерзание Ребусу его никто не отдаст, осмелел и осклабился:
— Ну да, сейчас.
Ребус рванулся вперед, но Холмс схватил его за плечо.
— Бросьте, Джон, — произнес второй детектив. — Все выяснится, и очень скоро.
— Не сомневаюсь, — прошипел Ребус, и Холмс вытащил его за дверь.
Ребус стоял в полутемном коридоре, опустив голову. Ярость его прошла, но он все еще с трудом верил в произошедшее.
— Инспектор Ребус!
Они оба резко обернулись. Перед ними стояла секретарша Уотсона. Она тоже выглядела испуганной.
— Вас хочет видеть суперинтендант. Мне показалось, что речь идет о каком-то исключительно срочном деле.
— Еще бы.
Он шагнул в ее сторону с таким свирепым видом, что она отпрянула.
— При всем моем уважении, сэр, позволю себе заметить — эту мразь подкупили.
Это золотое правило Ребус заучил с армейского времени: когда ругаешься, разговаривая со старшим, — никогда не забывай вставлять «при всем моем уважении, сэр». Тогда никто не обвинит тебя в нарушении субординации.
— Джон… — Уотсон сцепил пальцы, поднес их к лицу и принялся изучать, будто никогда раньше не видел. — Мы вынуждены принять дело к расследованию. Я знаю, что это бред, никто из наших людей не поверит в поклеп, но мы обязаны доказать, что это поклеп. Это наш долг.
— И все же, сэр…
Уотсон остановил его жестом и снова сцепил пальцы.
— Вы ведь уже и так освобождены от ваших обязанностей до тех пор, пока наша кампания не развернется в полную силу.