Кошмар на улице Вязов. Антология
Шрифт:
Совершенно ошалевшая медсестра обернулась к Гольдману.
— Попытка самоубийства, — сказала она. — Ее только что привезли из центральной больницы графства.
— Как ее зовут? — спросил Гольдман.
— Кристен Паркер. Она вела себя прекрасно до того, как мы попытались ввести ей успокаивающее средство.
Кристен с искаженным ужасом лицом пиналась, кусалась и царапала санитаров, пытавшихся схватить ее.
— Кристен, — закричал Гольдман, — мы хотим помочь тебе!
Неожиданно в приемный
— Успокойся, сестренка, — произнес сострадательно Макс. — Хватит этой ерунды.
Гольдман взял у сестры шприц и медленно подошел к Кристен:
— Кристен, я — доктор Гольдман. Я не причиню тебе боли. Я лишь хочу ввести тебе кое–что, чтобы помочь заснуть.
В то же мгновение Кристен пнула Гольдмана в живот. Макс потерял равновесие и повалился на свою тележку. Медицинские инструменты рассыпались по полу.
Кристен схватила хирургические ножницы.
— Назад! — закричала она и забилась в угол, готовая пронзить любого, кто к ней приблизится. Обстановка в приемном покое накалилась.
— Кристен, — сказал Гольдман, — положи ножницы. Никто не сделает тебе ничего плохого!
Держа перед собой ножницы, Кристен стала покачиваться взад и вперед, напевая:
«Пять, шесть, возьми распятие, Семь, восемь, не спи–ка лучше допоздна, Девять, десять, никогда.., никогда…»
Кристен заколебалась, так как не могла вспомнить продолжение.
И тут из зала раздался голос:
".., никогда не засыпай снова!»
В приемном покое воцарилось напряженное молчание. Глаза всех обратились к Нэнси Томпсон, стоявшей в дверях. Сейчас это была молодая красивая женщина. Однако белая прядь в ее волосах все еще напоминала о ночном кошмаре на улице Вязов много лет тому назад.
— Кто научил тебя этой песенке? — спросила она.
Глаза Кристен были прикованы к Томпсон. Нэнси подошла к девочке, взяла из ее рук ножницы, и Кристен упала в ее объятия, захлебываясь от рыданий.
***
В тот же день Гольдман и Томпсон обедали в пустынном кафетерии.
— Расскажите мне о детях, — попросила Томпсон.
— Вы увидите их всех завтра, — сказал Гольдман. — В каком–то смысле это.., уцелевшие. У всех ужасно нарушен сон. Бессонница, нарколепсия, недержание мочи…
— Но ночные кошмары — общее для всех?
— Именно. У них у всех какая–то групповая мания преследования каким–то «злым духом», более точного определения пока нет. Они так травмированы, что делают все что угодно, только бы не спать.
— Все что угодно, — повторила Томпсон.
Гольдман сидел, уставившись на свою кофейную чашку. — Около месяца тому назад мы потеряли одного. Не знаю, где он достал бритву. —
Томпсон покачала головой.
— Эти ребята ведут себя так, будто у них синдром заторможенного стресса. Если бы я не знал всего, мог бы поклясться, что они участвовали в тяжелых сражениях.
— Я бы не сказала, что не участвовали, — заметила Томпсон.
— Что вы имеете в виду?
Томпсон пожала плечами и не ответила.
— Между прочим, — сказал Гольдман, — с этой новой больной все было сделано великолепно.
— У меня есть некоторый опыт по части типичных ночных кошмаров, — обронила Томпсон.
— Да, мне говорили. У вас это какая–то навязчивая идея.
— Называйте это страстью, — откликнулась Томпсон, смотря на свои часы. Мне нужно идти.
— Не забудьте заглянуть к Максу, — предупредил Гольдман. — Он введет вас в курс дела.
Собирая свои вещи, Томпсон нечаянно уронила кошелек, и его содержимое высыпалось. Среди прочего был и пузырек с пилюлями, Гольдман помог ей и поднял пузырек с надписью «Гипносил».
Томпсон взяла пузырек и положила его обратно в кошелек:
— Спасибо. До встречи утром.
Она уже перешагнула порог, когда Гольдман позвал:
— Мисс Томпсон!
— Зовите меня Нэнси.
— Если только вы будете звать меня Нил, — сказал Гольдман. — О чем была та песенка?
— Это кое–что из того, что поют дети, чтобы отпугивать «злого духа».
Когда Томпсон поворачивала за угол, в конце зала появилась монахиня в белом одеянии. Казалось, она смотрела на Гольдмана. Группа людей заслонила ее, затем отошла в сторону, но монахиня уже исчезла.
Гольдман нахмурился, но потом выкинул этот случай из головы, допивая свой кофе.
Глава 2
На следующее утро Томпсон приехала в дом Кристен, чтобы встретиться с ее матерью, которая должна была подписать целую кучу больничных бланков. Элен была тщательно одета в дорогой костюм для тенниса.
— Миссис Паркер, — спросила Томпсон, — было ли в поведении Кристен что–то необычное? Не заметили ли вы чего–нибудь странного перед тем, как она сделала попытку покончить с собой?
Элен нахмурилась:
— Странности — это ее хобби. Я потратила тысячи на психиатров.
— У нее всегда были ночные кошмары?
— С ними стало еще хуже, когда я забрала у нее кредитные карточки.
— Я говорю серьезно.
— Послушайте, мисс Томпсон, я не знаю, что вы от меня хотите.
— Всего лишь несколько ответов. Это касается и других детей, не только Кристен. Все это хорошие, умные дети.
— Сожалею, но специалисты вы, а не мы. Если бы я что–нибудь знала, поверьте, я бы поделилась с вами.
— У меня нет на этот счет сомнений, — сказала Томпсон.