Кошмар в летнем лагере

Шведова Лада

И сейчас он отступал, да еще так забавно, разве можно было устоять?

Да и я сама… чувствовала себя так, словно опять перебрала с элеутерококком.

— Я — что? — еще пара шагов, и я опять оказалась рядом с ним. В этот раз Вик остался на месте, глядя на меня с лукавой улыбкой. Кажется, он-таки взял себя в руки и переварил мое наступление.

— С ума ты меня сведешь — вот, что, — он наклонился, но не для поцелуя, а чтобы легонько щелкнуть меня по носу.

— В следующий раз по носу получишь ты, — пообещала я.

— Даже не сомневаюсь. А теперь помоги

разжечь костер — вон там Пашок должен был накидать веток и бумаги для розжига. Я пока найду спички.

Через десять минут мы с Виком сидели на бревне лицом друг к другу. Рядом лениво трещал костер, отгоняя комаров. Вик из леса притащил пакет со снедью — как оказалось, тут и походы в магазин поставлены на поток. Днем легкоатлеты во время пробежек забегали в деревню и несли припасы в лагерь, а что-то притаскивалось из столовой.

— Это что, супчики? — восхитилась я, вытаскивая пакеты и прижимая их к груди: — О, это лучший день в моей жизни!

— Что? Из-за сухого супа? Его даже заварить не получится — нет кипятка.

— Заварить?! Ты себя слышишь?

Вик вопросительно поднял бровь.

Я отзеркалила его жест:

— Хочешь сказать, вы, ногомячники, ни разу не ели суп сухим? Всегда заваривали? На сборах там или играх. Или в дороге — вы же наверняка выезжали за пределы Москвы! Да хоть в Питер!

— Как можно есть сухими эти твердые макароны?

— Кошмар какой. Хотя ты же футболист… — я махнула рукой на этого безнадежного человека и открыла пакет с супом. Достала приправу, щедро присыпала сверху и смяла пакет. Потрясла его, доводя до стадии кулинарного шедевра и гордо продемонстрировала Вику: — Вот!

Он моргнул, не оценив мои старания.

— Бери, пробуй, — я толкнула пакет в его руки.

— Ты первая.

— Думаешь, я тебя разыгрываю?

— Есть такие подозрения.

— Ничего подобного, — в доказательство я съела горсть супа и с наслаждением прикрыла глаза: — М-м-м! Даже круче чипсов. Ну же, попробуй! Это вкус долгих сборов в Волгограде, когда каждый день по три тренировки и сил совсем нет, но по ночам можно достать припрятанный в сумке суп и кайфануть на все двести процентов.

Вик попробовал.

Судя по его лицу, суп он проглотил только из вежливости. Но потом, подумав, взял еще, на сей раз пожав плечами:

— Ладно, это не так уж и плохо.

— Не так уж и плохо?!

— Даже вкусно… но думаю, чтобы вкус раскрылся, мне надо тоже побывать на голодно-тренировочных сборах в Волгограде, — Вик проглотил суп и кашлянул: — Ну и перца многовато.

— Да он же весь на дне!

Оправдаться за вопиющую нелюбовь к острому Вик не успел — сначала захрустели ветки, а потом из леса вышли Маша и Ваня, активно о чем-то переговариваясь. Правда, увидев нас, а еще пакет в моих руках, Маша моментально забыла обо всем на свете:

— Лана! Откуда у вас… о, есть еще? Боже, это лучший день в моей жизни!

— Вот теперь я верю, что ты меня не разыгрывала, — пробормотал Вик.

* * *

[1] Лонжа — страховочное приспособление для гимнастов и акробатов.

Глава 40

От

костра мы ушли глубоко за полночь, буквально за несколько часов собрав комбо лагерной жизни. Сначала, пока Маша и Ваня ходили смотреть тарзанку и еще какую-то лесную скалу, мы с Виком с упоением целовались, не в силах друг от друга оторваться. И ладно он — парень, но ведь и я туда же. А может, меня вело даже больше из-за необычности ощущений. Если переложить эту ситуацию на спорт, то это типичная я, даже абсолютно предсказуемая — один раз удачно перелетев Гингера, я потом не могла остановиться и повторила перелет раз сто, пока голова кругом не пошла. А большие обороты в детстве? Сначала было страшно, но потом я просто забиралась в лямки и крутила его до цветных пятен перед глазами.

Нам с Виком пришлось угомониться, когда к костру начали подтягиваться остальные обитатели лагеря — дискотека закончилась, началась настоящая жизнь. Кто-то жарил у костра зефир, самые отчаянные полетели к тарзанке. Белая ночь походила на сумерки. Кто-то из легкоатлетов даже гитару притащил, и я уже приготовилась к свернувшимся в трубочку ушам, но парень оказался талантливым музыкантом — играл и пел так, что не придраться. На мой слух (медвежий, надо признать), легкоатлет тянул даже Фредди Меркьюри.

— Давай «Seven Nation Army»! — крикнул кто-то из футболистов.

Как ни странно, местный музыкант потянул и ее — в том смысле, что смог наиграть.

— А теперь «Знаешь ли ты»[1]!

И, к моему изумлению, футболисты дружно завыли:

— Знаешь ли ты-ы, вдоль ночных дорог, шла босико-ом, не жалея ног… — и плевать они хотели на смешки остальных, потому что сами угорали до слез. Даже всегда сдержанный Вик посмеялся со своими.

Он сидел рядом и не переставал меня обнимать.

Я постоянно чувствовала, как его рука скользит по моей спине, а его плечо прижимается к моему. Он пожарил для меня зефир, но в итоге съел его сам, с удивлением узнав, что я не фанат сладкого совсем не из-за диеты, а вполне искренне. Но, быть может, и немного фанат — я совсем не возражала, когда он быстро поцеловал меня сладкими от зефира губами.

Когда угомонились песни, пришел черед страшилок. О, как же я скучала по этой части лагерной жизни! Раньше все ощущалось острее, та же Бабушка-на-копытцах потом все лето являлась мне во сне. А Мужика-с-топором мы с девчонками выслеживали по ночам: кто-то из нас всегда не спал в страхе, что он проникнет к нам в комнату и кого-то украдет.

Теперь, конечно, такие вещи не пугали, а скорее смешили. Но еще дарили чувство ностальгии по тем временам, когда Пиковая Дама обязательно должна была прийти и всех покарать.

— В трех километрах отсюда, — заунывным голосом вещал футболист Радик, — есть психиатрическая клиника закрытого типа. И свозят туда только самых опасных психов страны. Здесь сплошной лес, психам некуда бежать, им некуда прятаться. Они сидят в своей лечебнице и смотрят в окна…

Во время эффектной паузы кто-то подбросил дров в костер.