Космаец
Шрифт:
— Я тоже был когда-то крестьянином, но…
— У тебя нервы испорчены, ты ни крестьянин, ни городской.
— Не в этом дело. Мне кажется, что эти деревенские ребята сегодня хватили немножко ракии в той деревне, где мы отдыхали, вот им сейчас и спится.
— Ей-богу, я бы тоже не прочь выпить. — Космаец повернул голову к комиссару и спросил: — У тебя не найдется несколько глоточков?
— Нет, брат, даже если бы тебе раны промыть надо было, ничего нет.
— Ну, не скаредничай, сейчас ракии всюду сколько угодно. Дай-ка мне фляжку…
—
— С каких же это пор, приятель?
— Вот уже целую неделю.
Космаец улыбнулся:
— Это с тех пор, как ты стал комиссаром?
— С того самого дня. Ты сам говорил, что я показываю плохой пример молодым бойцам.
— Пока ты был маленьким руководителем, ты здорово выпивал, а стал птицей поважнее, перестал себя баловать. Ей-богу, я этого и не подозревал, но я думаю, что если так и дальше будет, ты далеко пойдешь, может, еще министром сделаешься.
— Министр, наверное, может хорошо выспаться. — Стева вытянулся на лавке и сладко зевнул.
Космаец занялся трофейной немецкой зажигалкой, которая никак не хотела давать огня. Стева лежал с закрытыми глазами, старался ни о чем не думать и считал шепотом, чтобы поскорее уснуть. Ветер гулял на чердаке, хлопал открытой дверью, завывал по углам и стучал ветками по крышам. Он пел колыбельную. Песня ветра успокоила комиссара, и он стал погружаться в чуткий сон.
«Опять меняет ствол, — подумал Космаец, когда затих пулемет на площади, и поглядел на часы со светящимися стрелками. — Нарушил свое расписание, теперь он меняет через сорок три минуты… И почему это нигде больше не стреляют, а только у станции?» — подумал он и увидел, как через окно со стороны перрона в зал влез какой-то человек.
— Тебе чего здесь надо? — строго спросил Космаец пришедшего и поднял автомат.
— Это я, товарищ потпоручник, — отозвался тот и, шагая прямо через лавки, направился к командиру.
— Шустер?.. Что ты там болтаешь, какой я тебе потпоручник?
— Да, товарищ командир, сейчас только звонили из бригады и командир батальона приказал мне передать вам его поздравления.
— Да иди ты к черту, нашел время шутки шутить…
— Честное слово. Вот вам, это комбат отрезал с рукава у одного штабного и вам передал нашивки. — Связной протянул Космайцу два треугольника из сукна; на них было позолоченное шитье и латунные звезды. — Он приказал, чтобы вы сейчас же пришили на куртку.
— Ей-богу, раз так, сейчас же и пришью, не солить же мне их, — Космаец с улыбкой взял нашивки и приложил их к рукавам. — Эх, потпоручник… Неплохо… Говоришь, у штабного с рукавов отпорол? А ты не врешь, Шустер?
— Ей-богу, не вру, пусть мне ворон глаза выклюет.
— Знаю я вас, мужиков. — Космаец погрозил ему пальцем и примирительно продолжал: — Видишь, как здорово. Академий я не кончал, а потпоручника получил.
— Да ведь вы воевали.
— Все мы воюем, а чин получил один я.
— Вы заслужили.
— Ну, чем уж это так я заслужил… Ты, парень, тоже можешь заслужить. Будь хорошим
— Командир только для вас передал.
— У тебя нет иголки и нитки, чтобы пришить? Разбуди санитарку Здравкицу, у нее всегда есть.
Космаец еще раз взглянул на звезды, улыбнулся и окликнул Стеву. — Вставай, вставай, чудо увидишь.
— Чего тебе?
— Я звание получил… честное слово, командир и звезды мне прислал. Посмотри, золотые, как на небе.
— Ух ты, здорово, так ты и до генерала дойдешь, — Стева, еще не проснувшись хорошенько, стал обнимать и целовать командира. — Давай пришивай скорей, пройдешь по роте, пусть бойцы видят, какой у них командир.
— Видишь, Стева, вот теперь хорошо бы иметь фляжку ракии. По такому поводу можно устроить пир под самым носом у немцев.
— Эх, жалко, что я раньше времени сделался трезвенником, — Стева почесал за ухом.
Связной Шустер хитро взглянул на командира.
— Товарищ потпоручник, мы находимся в той части Сербии, где в каждом погребе бочек по десять ракии… Разрешите проявить находчивость?
Не прошло и получаса, как связной вернулся с полной сумкой провианта и четвертью ракии.
— Счастливому и черти чулки вяжут, — еще издалека закричал он. — У нас будет буржуйский ужин.
Он притащил несколько ломтей сала, копченое мясо, два больших куска жареного поросенка на вертеле, большой слоеный пирог, кулек печенья, кастрюлю тушеной капусты со свининой и белую миску с голубцами.
— Попался мне дом, где люди празднуют славу, — встретив удивленные взгляды партизан, объяснил связной. — Они мне стали жаловаться, что из-за всех этих беспорядков гости не пришли, а я им объяснил, что гостей лучше, чем мы, им не найти, а еще я им сказал, что нашему командиру присвоили звание…
— Не знаю, что ты там им наговорил, но вижу, что постарался, — заметил комиссар.
— Для своего командира старался.
— Молодец парень, не растерялся. А теперь зови сюда взводных и политруков, — приказал Космаец. — Пусть запомнят этот день. Я не скряга, все, что есть, давай на стол. Здравкица, устрой все это хорошенько, вы, женщины, умеете. Разбуди-ка этих бездельников, что здесь спят, пусть поищут столы, будем пировать, как буржуи.
В какой-то канцелярии рядом с валом ожидания нашлось несколько столов с ящиками, набитыми толстыми книгами и бумагой. Бойцы быстро освободили их и вытащили в зал. Вместо рюмок Здравкица раздобыла крышки от фляжек. Шустер принес свою гармошку и сунул ее в руки музыканта, который раньше играл в валевских кафанах. Тот долго пробовал клавиши, откашливался, массировал горло и поглядывал на бутыль.
— Не могу, горло надо промочить, — сказал гармонист.
— За чем же дело стало? Промочи на здоровье. — Шустер, который хозяйничал за столом, протянул ему крышку от фляжки, наполненную водкой.