Космическая одиссея 2201
Шрифт:
Джонс улыбнулся:
– Будешь ты, Димон, когда-нибудь паханом всей Сибири.
Трындинский пахан всполошился.
С окраины деревни неслись крики и шум. Все вскочили. На поляну выкатил заляпанный грязью паробег. Из него вывалился дрожащий от страха мужичок, повалился на землю перед зубодробинским паханом:
– Батюшка, Ваше Превосходительство, Самый Крутой! Не казни!
– Что? Что случилось? Говори, ты, хмырь долбаный!
– Налетели демоны с неба, я охранял корабль доблестно, но они огнем по нему вдарили... Как загремело, куски полетели
Джонс так и сел на землю. Все, теперь отсюда не выбраться... А Мэри? Увидит ли он когда-либо ее снова?
– Взорвали? Ну и пес с ним. Морока одна. Все остальное-то цело? Амбары? Склад мой? Баня? Ну и славно... Ладно, прощаю тебя, Федот, даже хвалю... А ты че, шпиён, расстроился? Дам я тебе твою дощечку мигучую, поговоришь снова со своей кралей...
Джонс только вздохнул.
Девки уже разлили по кружкам первача, вывалили в огромное блюдо чан вареной картошки, для дорогих гостей выложили запасы квашеной капусты и сопливых маринованных опят. Гости тоже прибыли не с пустыми руками: задрыкинский пахан привез огромный шмоток копченого окорока, а забылдыгинский - особые, только в его паханстве производимые сахаренья и варенья, а также уникальную настойку из коры секретного дерева, особую настойку, от которой глаза лезли на лоб и начинали бешено вращаться, а выпившего сего бальзама окружали духи давно умерших, давали полезные советы или ругали за никчемность.
Зубодробинский пахан привез салат-финикрет, рецепт которого передавался в его роду из поколения в поколение с глубины веков, и который прославил его паханство по всей необъятной Сибири. А Криводановский пахан совсем чудную вещь притащил - огромную заливную рыбину, которые, оказывается, еще водились в некоторых маленьких притоках Оби.
В Сибири уже посвежело, обычная для этого края промозглая и серая ранняя осень, в избе протопили печь, отчего в горнице запотели окна, а паханы и их шестерки (по двое на каждого пахана, как этого требовал церемониал) скинули куртки.
Председательствующий Пахан Трындинский величественно поднялся, и старший шестерка тут же вручил ему полную кружку.
– Слухайте, братаны паханы!
Злой басурман подлючий
Змей-бармалей летучий
Послал на наш род могучий
И сетью своей паучьей
Нас вяжет и тянет ручи
Но мы ведь народ гремучий
Не страшен нам гад ползучий
Ни демонский гад из тучи...
Традиционная речь Пахана-Головы для собрания, полная эпической удали, в то же время верно, хотя и несколько занудливо описывая ситуацию, писалась знающими традицию шестерками-секретарями, согласно обычаю выслушивалась собранием стоя с полными кружками в руках... Цветистую поэзию уже мало кто понимал, включая и самого Голову, но традиция уважалась... Поэтому все старательно слушали Трындинского, стараясь открыто не зевать, и с вожделением принюхивались к сладкому первачку в кружке...
Наконец, Трындинский Пахан выкрикнул последнее:
– ...и сгинут злыдни-бусурманы!
После чего залпом выпил кружку, крякнул, прожевал протянутый шестеркой маринованный гриб и уселся на председательское место...
В горнице забулькали и зачавкали.
В
Майк услышал свистки паробега и шум неизвестного двигателя во дворе... Сделав знак старшим шестеркам - "дедам", не пившим и зорко следившим за происходящим, он вышел во двор...
Во дворе царила суета. Два экипажа, один - паробег Джонса, другой - непонятная низкая машина без котла на дутых баллонах, стояли, остывали, потрескивая. Одни шестерки протягивали от непонятного экипажа красный половик к сеням, другие приволокли красномордую девку с хлебом-солью, девка растрепанная, с мокрыми волосами...
"Из бани вытащили, для паханов драилась", - подумал Майкл.
Из паробега вышли Хамми и Джон, пожали руку Майклу, Василий гасил пары.
– А где Славик с Димоном?
– А там остались... вроде как для укрепления контактов. Я так думаю, в заложниках, вместо этого типа. Сами вызвались, я не заставлял...
Дверь в повозке открылась, оттуда вышел лощеный молодой человек в черном длинном пальто. Девка было дернулась вручить ему хлеб, но в это время открылась дверь с другой стороны машины, оттуда вылез еще один точно такой же молодой человек, видимо шофер. Оба они открыли задние двери, оттуда вышли еще двое. Один с черной папкой, другой без всего, но с красными нашивками и постарше на вид.
– Вон он, китайский пахан, - безошибочно определил шестерка и пихнул девку с хлебом. Та натянула фальшивую улыбку и бросилась навстречу послу. Тот с недоумением поглядел, взял хлеб, повернулся к Джонсу и Кабботу, помахал рукой. И уже вместе они отправились в хату, где их ждали трезвеющие паханы...
Те хмуро сидели, скрестив руки и щурились на китайскую делегацию... Наконец хозяин, Трындинский, понял, что невежливо так вести себя по отношению к гостю, налил две кружки, положил на тарелочку грибочков и подошел.
– За знакомство. Выпьем, - изобразил он жестом.
– Выпьем, - согласился посол, взял кружку и залихватски ее опрокинул. Паханы переглянулись одобрительно. Трындинский подошел к послу и закричал ему прямо в лицо, будто глухому.
– Меня... Зовут... (он показал на себя)... Пахан Трындин ... а тебя? (он ткнул посла в грудь)
– Меня зовут Сунь Фэнь. Я неплохо знаю ваш язык..
– Вот это да! А чурка говорить умеет, - разинул рот Забылдыгинский пахан.
– Узкоглазый-то дает, молоток, - похвалил Задрыкинский.
– Кто же желторожего по-нашему научил?
– поинтересовался Зубодробинский.
Только Криводановский промолчал. Он близко к китайцам жил, мало ли чего.
Лед растаял, и посол уже пил и закусывал наравне с паханами, согласился и на баньку с девками на завтра, а пока все разгоряченные вывалили на двор, окружили машину китайца.
– А скажи... этот... Сунь не знаю чего куда, что за странная машина у тебя? Где котел? Где топка?
– Фэнь мое имя. А Сунь - это фамилия. А машину сами поглядите, - усмехнулся посол, приглашая паханов к экипажу. Те кинулись внутрь, раздались восхищенные возгласы.