Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
Ландыш не расставалась с Вероникой, покидая её лишь на время сна, а пару раз даже осталась с нею ночевать, когда врач пожаловалась ей на панические состояния, одолевающие её во время бессонницы. Обычно же Ландыш приходила ночевать к Радославу. За пределами их внезапно – общей спальни он относился к ней, как и прежде. Почти не разговаривал, почти не замечал. Переживаемое там имело привкус безумия, и выносить его за пределы сугубо личного отсека не только не казалось необходимым, а даже возможным. Ландыш в его собственной постели была неразрывной частью его же собственного помрачения, а Ландыш за пределами личного помещения оставалась тою же посторонней девушкой, нисколько ему не принадлежащей. Что на этот счёт думала она сама, понять
Кук приглашал его к себе часто, любя покалякать о том, о сём, о всяком, наедине и без всех прочих. Курсы подготовки к окончательному выходу на просторы планеты и так называемые «основы безопасной жизнедеятельности в чужеродной среде», бывшей самому Куку давно привычной, проходили совместно в круглом, называемом по старинке «актовом зале», но и там Ландыш прилеплялась к заплаканной Веронике, не подходя к Радославу близко, за что он был ей благодарен.
– Ты чего невесело смотришься? – вот что спросил у него Кук.
– Есть поводы для веселья? – вот что спросил он у Кука.
– Как?! – прогремел Кук, – вы вдвоём с Ландыш самые счастливые тут обитатели.
– Мы втроём, – ответил Радослав.
– То есть? – опешил Кук и подумал явно что-то не то, совсем не то. – Уже? С первого выстрела и в заветную мишень?
– Белояр, тут не Земля. Поэтому я буду откровенен. Я ничего не понимаю и сам. Вместо женщины Ланы я… скажем так… как и принято говорить в подобных случаях, вроде как люблю ту, кого нет. И возникнуть ей неоткуда. Но она возникает, и это может означать только одно. Я сдвинулся умом, Белояр. Я галлюцинирую, хотя и не принимаю ничего такого, что этому способствует.
– Она? Кто она? Ксения?
– Почему Ксения? Разве Ксения умерла?
– Все, кого мы любили в прошлом, всё равно что и умерли.
– Но она реально умерла. Десять лет назад. Я же о Нэе, о своей прошлой жене.
– Об инопланетянке с Паралеи? – Кук опешил. Он кусал нижнюю губу, что было признаком крайнего замешательства. – И как же так происходит? Куда же девается при этом Ландыш?
– Никуда она не девается. Она становится прозрачной и из неё проступают черты другой женщины. Несуществующей уже. При полнейшем мраке я отчётливо её вижу, как если бы смотрел в голографический монитор в тёмной комнате.
– Ты не извращенец, часом? Не некромант?
– Нет. И близко нет! Трансляция возникает независимо от моего желания.
– А! Так желание к Ландышу у тебя всё же есть? А раз возникает такая вот накладка, то ты и не против? Удвоение ощущений, так сказать.
– У меня нет желания к Ландыш. Она как была, так и осталась безразлична мне. Вот в чём фокус, Кук.
– Выходит, ты любил ту инопланетянку настолько, что…
– Не помню я, как и насколько я её любил. Давно же было! Да и не терял я никогда от неё голову при её жизни. Если она разлюбила меня сама ещё при своей жизни, значит было за что. Как думаешь? Я настолько потрясающий и безупречный идеал? Или я – мужской эталон, способный вызывать лишь неугасимую и неземную страсть? Женщины давно перестали быть моей болью, Кук, моим счастьем и даже банальной приятностью. Они мне попросту не нужны.
– Ага! Импотенция? А тут вдруг внезапный оживляж…
– Да нет же!
– Да ты и не похож на импотента. Я зрю любого насквозь.
– На Земле всё своё либидо я давно сублимировал в работу. Ксении мало что и доставалось. Мне просто всё надоело, я пережрал любовных радостей, как иные пережирают сладостей, или другая была тому причина. Я не анализировал. Мне такой расклад нисколько не мешал. И то, что вытворяет со мною тут неизвестный оператор, превратив мою
– Хочешь сказать, что существует загадочный источник трансляции образа, но как-то хитро вмонтированный в Ландыш или же… в тебя самого?
– Чувствую только, что с моим умом или с моим безумием это никак не связано. Кристалл? Но почему… Ксения носила его много лет, а ничего подобного не было. Ни разу.
– Какой кристалл?
– Алмаз. Но найден он был в горах Паралеи в одной из пещер Хагора. А может, то была пещера вовсе не Хагора, а того…
– Того? – Кук встал рядом и внезапно выключил настенную голографию. Гладкая белая стена сразу же сделала помещение скучным и тесным.
– Там же было несколько пришельцев. И я до сих пор не знаю, какая из этих кристаллических химер утащила Нэю. Её старец – бывший псевдо муж не мог. Он не обладал технологиями своей цивилизации. Не теми, хотел сказать, что позволили бы ему преодолеть космические расстояния. Он был изгой, прикованный к Паралее. Но он того и хотел. Остаться там навсегда, чтобы его не трогали бывшие соплеменники – каменные они там или другие какие, понять невозможно. Какая-то гибридная форма жизни. Он был странник и прожектёр, мечтатель и не сдающийся воин. Так уж он решил для себя, навсегда остаться в теле тролля – то есть жителя Трола. Чем было его тело? По виду он всегда был стар, но крепок и здоров. А вот как ты. Только он девушек не развращал и женщин не любил. И убить его было нельзя обычным способом. Можно было вскрыть его череп и достать оттуда, как из яйца его кощееву иглу. Его Кристалл животворящий. И поскольку он ни за что не отдавал полностью Паралею прежним землянам – захватчикам в его мнении, он не отдаст её и теперешним землянам – изгоям, пусть и добровольным. Как бы он не обольщал Разумова совместным проектом преобразований и содружества, такого не произойдёт. Пришелец – не человек, он чести в нашем понимании не ведает. У него перпендикулярный по отношению к нам интеллект. Хотя и не исключено, что со мною он и хотел замесить некую квашню для будущих хлебов. Обновлённая цивилизация Паралеи – вот что ему было надо. Он для этого и сына, моего и Нэи, похитил. Чтобы сделать его своим преемником. Сколько же ему теперь лет? Моему сыну, которого я себе даже не в состоянии представить. Если он жив, конечно. Чуть старше, чем Ландыш. Только я и мог бы старого колдуна уничтожить, зная его тайну. Но оно мне надо? Да и не попаду я уже ни на какую Паралею. Да и не жалею о том нисколько. Поэтому я думаю, Тон-Ат, а это его имя, не имеет отношения к таким вот играм в голографических беседках. Тон-Ат и думать обо мне забыл. Там другой был забавник, любитель – созерцатель. Значит, Хагор!
– Угораздило же тебя вляпаться в дружеские контакты с такой вот нечистью. А я тебя предупреждал! Помнишь? Не хватало ещё затащить на мою планету таких вот друзей. Давай-ка эти свои штуковины мне, я с ними разберусь по-своему. Где они, твои кристаллы?
– К ним нельзя прикасаться тому, кому они не отданы во владение. Они разумны и пространственно организованы не так, как ты к тому привычен. Если ты к ним прикоснёшься самовольно, это чревато для тебя гибелью, Кук! Только для меня они вроде прирученных львов. Но таких, которые всегда бросятся в спину, если ты отвернёшься и расслабишься.
– Как же Ксения тогда? Она же носила перстень с кристаллом?
– Носила. Потому, что Нэя так захотела. Специально ей и оставила. Чтобы через него отомстить.
– Каким же образом?
– Таким. Я к твоей дочери и охладел, как на Земле мы сошлись, полные надежд на будущее. Так и не было у нас никакого яркого и счастливого будущего. Один непрерывный кислый дождливый день, и такая же ночь во взаимном одиночестве. С редкими проблесками солнечных лучей и с редкими встречами.
– Разве ты не жил в моём доме?