Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
Утром он взял кольцо Нэи и спрятал его от Ландыш. И удивительное дело, она даже не спросила о кольце, не стала его искать. Она пела тоненьким голоском старинную песню, порхая по комнате, сдувая какие-то пылинки с редких вещиц, обвиваясь вокруг него, танцуя и опять отдаляясь, дирижируя руками самой себе, – … И верю я, что скоро,/ И верю я, что скоро, /По белому, по снегу –у/, Ко мне вернёшься ты! / Снег кружится, летает, не тает, / Все тропинки заметя,/ Заметает зима, заметает,/ Всё что было до тебя! – Устав, она повисла на нём. – Радослав, там будет зима?
– Да, кажется, мы будем обитать с тобою в умеренном климате.
– Как здорово, снег! Ты будешь катать меня на санках. Я видела на Земле, как один парень катал свою
– Будем. Если будет тепло, конечно. А то ноги остудить такой хрупкой птичке-певунье совсем ни к чему.
– Радослав, у мужчин, похоже, очень большое сердце, если оно вмещает в себя любовь к многочисленным женщинам. А у меня сердце не такое. Я уже никого не смогу вместить в себя.
– Да я и не собираюсь никому уступать своё место там, где ты меня и поселила.
Ландыш поцеловала его в губы, – Этот поцелуй – волшебная печать, – сказала она, – «Положи меня как печать на сердце своё, как перстень на руку свою, ибо крепка как смерть любовь. Стрелы её – стрелы огненные». Я запечатываю твою прошлую память. Теперь ты только мой.
– Твоя мама дала тебе настоящее классическое образование. Ты даже в древней культуре знаток, – и ответил на её поцелуй, но так, чтобы не дать ей шанс снова затащить его в постель. Ему очень хотелось есть. Опоздать на завтрак означало остаться голодным до обеда. Тут царил воинский распорядок. Всё по часам. О кольце она так и не вспомнила. Или же её молчание было вызвано совсем другой причиной.
За завтраком собрались все. Огромный стол был рассчитан на всех членов экипажа. Радослав рассматривал сыновей Кука. Их было пятеро. Александр и Валерий имели рыжий цвет волос. Владимир и Артём были шатенами. Пятый, самый младший Константин был блондин. Они вели себя величаво и скромно одновременно, поскольку молчали и себя не выпячивали никак. Радослав старался отгадать, какие из них были детьми Веги Капустиной, она же Вега Корунд. Кличка «Корунд» – подарок Кука имела какой-то лошадиный подтекст. Кажется, сыновьями Веги были рыжеволосые. Они оба обладали чем-то неуловимо восточным в своей внешности, несмотря на рыжие волосы. Глаза у того и у другого были яркие, с характерной восточной поволокой, густо осенённые чёрными ресницами и увенчанные пушистыми бровями. Хотя и папа был наделён густыми и сросшимися бровями. Радослав отметил для себя их более ограниченный интеллект, не в пример папаше. Лица их были, если в целом, простоваты, глаза на данный момент рассеяно-равнодушны к новым для себя персонам. Словно они находились в толпе посторонних людей, до которых дела им особого и нет. Общаться с ними желания не возникало. Кук таким не был никогда и нигде. Прочие его сыновья также были более чем обычными. А вот от кого был блондин Костя, хрупкого несколько телосложения, хотя и широкоплечий? Мало ли от кого. Девушек у Кука было столько, что вряд ли и сам Кук их помнил. И ни одного лица, которое напоминало бы их сестру по отцу Ксению.
– Хороши мои мальчики, а Радослав? Или в чём видишь изъян? – не удержался от похвальбы папа Кук, заметив изучение Радославом своих сынов, – и я, к твоему сведению, отлично помню мать всякого из них. А что ни говори, сыновья, прежде всего, материнская отливка. От отца мало что и передаётся сынам.
– Особенно в том случае, когда их и не воспитываешь сам. Вот у меня Артур совсем был мне чужой… – он замолчал, додумав про себя, – «Ага! Кук – прозорливец ещё и мысли читает»! – Радослав успел заметить, как вздрогнула Вика при упоминании имени Артура.
– По имени всякую помню, по характеру, по лицу само собой. Как бы в противном случае я сыновей нашёл? Вот у Костика моего – какая славная мать была. И есть, разумеется. Но, увы, уже не для меня. Беленькая была, как снегурочка какая. Нежная и, вроде как,
Ландыш ничего не ответила. Ответил Радослав, – Разве она нанималась к тебе поваром?
– И поваром тоже. Она же специалист на все руки. Вероника, славная моя девочка, ты изобретаешь ничуть не худшую рецептуру. Пожалуй, я изберу тебя своей новой фавориткой.
– Ты никак уж и король? – опять осадил его Радослав.
– У себя на корабле – король. А вообще-то я для любого здешнего королька – император всея земли, кою мы нарекли для себя «Ландышем». Пусть так и будет. Уж если я дал слово кому, то держу его.
Вероника, скуластая, но миловидная и моложавая по виду женщина, сидела тихо и отстранённо. Она всё ещё не отошла от своих переживаний. Или изображала из себя страдалицу.
– Ничего, Вика, я тебя в скором времени так развеселю, что ты и забудешь о прошлом, как его и не было, – сказал ей Кук. Сидящий рядом с врачом Викой Андрей вежливо ухаживал за нею, то подавал салфетку, то тарелочку с чем-то, ей нужным. Но при этом лицо его оставалось равнодушным к женщине в том смысле, на какой намекала Ландыш. И не было похоже, что и сама Вероника питает надежды на его счёт. Тут без шансов, сразу определил их взаимный расклад Радослав. Юношеское увлечение когда-то и где-то ни для Андрея, ни для Вероники ничего не значило. А вот Кук явно к Вике присматривался, едва Ландыш выскользнула от него. Несмотря на редкое соединение всех одновременно в одном помещении, да ещё за сытным завтраком, лица у всех были хмурыми, на общение никто настроен не был.
Только мальчик Алёша бегал вокруг стола и чему-то веселился, – Сапог сапогу пара – не разлей вода! – воскликнул он, непонятно кому адресуя свою шутку.
– Кто сапог? – спросил у него Кук. – И чья он пара?
– Твоя пара, – ответил мальчик. Ему Кук нравился. Кук мог повеселить, пошутить, развлечь.
– Ты отца-то помнишь? – спросил Кук у Алёши, – тоскуешь об отце?
– Не тоскую, потому что не помню, – ответил тот искренне.
– Вот оно, наступившее будущее, о чём грезили поколения и поколения подвижников и мечтателей, мучеников за идею, бессребреников и отдающих жизни за «други своя», – подытожил Кук, – дети вне семей, родители – где попало раскиданы. А что, Алексей – космический ты человек, хочешь мне быть сыном? Младшим, а потому и самым любимым?
– Хочу. Ты, Кук – отличный друг.
– Вероника, прислушайся к сыну, – обратился к врачу Кук, – устами младенца…
– Да какой он младенец! – возмутилась Вероника, – взрослый лоб. И чего врёшь, что отца не помнишь? Ты уже большой был, как он отбыл.
– Ты не говорила никогда, что папа живёт на Троле. Зачем ты это и придумала теперь? – возразил сын, – То ты врала, что он где-то пропал, возможно, погиб. То, что он скоро вернётся. А нам преподаватель социальной этики всегда говорил, кто врёт, путает собственное мышление прежде всего, лишает его ясности и логической последовательности во всех уже мыслях.