Космическая шкатулка Ирис

Кольцова Лариса

– Пока, Кэрш! – крикнул он на выходе наружу и обернул своё оскаленное в ухмылке лицо человекообразной лошади. – Некому теперь будет доставлять тебе «Мать Воду» и девочек на закуску к ней! Рамина, пока! Ищи себе другого мужчину, не такого гада двуличного! Ты хорошая девочка! Счастливо тебе родить ребёночка! Прости за бабушку! Мы её ни разу не обидели!

Офицер толкнул его в спину, и Торин споткнулся о высокий порог. Повис на цепи браслета, падая, но ловко удерживаемый от окончательного падения двумя дюжими военными.

– Где моя Финэля? – спросила Рамина, не понимая, почему не вывели Кон-Стана, хотя бы для установления его личности. – Как я буду жить одна в своём павильоне без неё?

– Как все живут, так и ты будешь, – ответил Кэрш, воспроизводя на своём лице ту же самую фальшиво-развесёлую ухмылку, что и Торин.

Рамина

отправилась вниз, не желая отвечать Кэршу ничего. Спустившись по лестнице и войдя в хранилище, она обнаружила, что там нет никого. Она обошла большое помещение несколько раз по периметру, заглядывая даже под стеллажи с товаром, что было нелегко в её положении. Не было никого. Нигде. Массивная, металлическая изнутри и деревянная с улицы, двойная дверь была закрыта, как ей и полагалось, а Кон-Стана не было. Странное успокоение охватило и душу и тело Рамины, ей захотелось спать, и она легла на мягкие мешки с какой-то лекарственной, не расфасованной служащими торгового дома, травой. В виду праздничных дней им был дан отгул. Стало хорошо, как в лесу, как в родном лесопарке, когда её окутывал дух живой и волшебной природы, едва она открывала окна навстречу утру, просыпаясь в своей мансарде. И также блаженно, как в свой сон, Рамина погружалась в своё счастье при мысли, что павильон «Жемчужная лилия», куда по сию пору заглядывает дух её беспокойной матери Айры, опять принадлежит ей. Это означало, что она свободна от Кэрша, от его красного широкого лица с выраженными носогубными складками, от его, прежде вечно похотливых, а теперь отчуждённых полностью, проницательных глаз хорошего, что бы ни говорил Тон-Ат, врача, да ещё и психиатра по совместительству. «А вот машину я ему не отдам»! – решила она, хватаясь этой мыслью за реальность. – «Я заслужила оплату за свои многомесячные сексуальные услуги этому хряку с его аристократическими чреслами, не знающими устали, если он принимал в себя даже малую дозу, но сильно коварной «Мать Воды».

Она не понимала, как могла сама ответно его желать без всякой уже дозы, а абсолютно трезвой, забыв о прекрасном и нежном Ва-Лери? Не понимала Рамина и того, как могла необычная Икри любить Кэрша? Или прошлый Кэрш был каким-то иным? Ведь Икри вовсе не была юной девушкой, несмотря на свою необычную внешность. А Кон-Стан выглядел моложе даже Ва-Лери. Но так бывает. Зрелая женщина способна охмурить юношу весьма сильно и проникнуть очень глубоко в его душу. Ведь охмурил же её саму зрелый Кэрш – Тол, по счастью не сумевший глубоко проникнуть в её душу. Поскольку и не имел такой задачи.

Ола хотела скрыть от окружающих позор сестры, даже не подозревая о том, как мало значило для Рамины это самое мнение окружающих. Рамина не ради того пошла в Храм Надмирного Света с Кэршом. Она была им увлечена по-настоящему. Она была счастлива, что нашла себе, пусть и бывшего, аристократа по вкусу. Но Кэрш не был бывшим, как не была бывшей и сама Рамина. Бывшей была её мать-призрак, её полузабытый отец, её погибший брат и многие прочие. Она тешила себя надеждой, что и Финэля вовсе не бывшая няня, а продолжает где-то жить. Значит, есть шанс её найти и вместе продолжать жить в будущем вместе с будущим ребёнком.

Гость из прошлого

Хор-Арх вошёл в сад. Он щурился на ярком свету, но Инэлия ясно поняла, что он как-то слишком уж внимательно вглядывается в неё. Сама она по обыкновению колдовала над своими цветами и растениями, ради чего изгнала из сада всех приёмных детей, которые жили у Икри и Кон-Стана. Чтобы не мешали её сосредоточению. Она любила тишину. Икри и Кон-Стан жили в том самом доме, где когда-то жил сосед-лесник. Однажды бедняга сильно застудился, лечился кое-как подручными средствами, не вылезая из своей лесной сторожки. А когда прибрёл в городок, было уже поздно, профессиональная медицина помочь ему не смогла, и вообще-то скудная, когда дело касалось простых людей, а тут случай был запущенный. Хор-Арх, узнав о безалаберном соседе, проник в простонародную больницу беспрепятственно, но тот уже умер от ураганного отёка лёгких. Вторая жена лесника продала дом и ушла жить туда, где и обитала прежде до своего сближения с лесником, отменным красавцем, хотя и брошенным своей первой разгульной женой. Две дочери самого лесника от первой жены выросли и разъехались каждая в свою сторону. Икри с Кон-Станом починили дом, сделав его игрушкой по своей красоте и затейливости. Сад лесника

объединили с садом Инэлии, так что у них образовалась неплохая усадебка, занималась которой только Инэлия да старый Хор-Арх, если тому была охота. Инэлия понятия не имела, что с объединением её сада с садом умершего лесника реализовалась когда-то такая смешная детская мечта её внучки Икринки, давно уже исчезнувшей не только из наличной реальности, но и из памяти самой странной бабушки. Мечты сбываются гораздо чаще, чем думают люди, а часто и тогда, когда тех, кто их и сформировал в информационном поле, уже нет в живых.

Как Инэлия относилась к Кон-Стану? А никак. Она вообще не вникала в семейные дела своей приёмной дочери, была равнодушна и к её, также приёмным, детям. По сути, они жили рядом как приветливые, но и весьма отстранённые друг от друга соседи. Инэлия ничуть не была благодарна им за то, что их сад был полностью отдан ей. Был бы нужен самим – не отдали бы, так она считала.

– Там остановилась машина, – Хор-Арх указал за ограду. – Человек просит встречи с тобою.

– Недужный? – спросила Инэлия. – Может, сам его примешь? Я как раз занята. И вообще, – она села на садовую скамью, отряхивая руки от земли. – Сегодня не тот день, когда мы открыты для посетителей. Кому надо, тот мог бы и ознакомиться с нашими установлениями заранее. И вообще, – повторила она, – я устала от людей, будь они в болезни или здравии. Я никого не хочу видеть. Я иссякла, Хор-Арх.

– Да ведь я сам принимаю страждущих, а не ты. Ты только делаешь растительные настойки и эликсиры. Он не наш пациент. Он твой друг из твоего прошлого. Так сказал.

– Кто бы это мог быть? – спросила она также безразлично.

– Назвал имя. Колаф-Ян.

Инэлия посмотрела в небо, будто оттуда и спустится ответ по поводу того, принять его или нет. – Пусть, – сказала она, – раз пришёл, значит, ему надо.

Колаф-Ян уже стоял на садовой дорожке, поскольку вошёл следом за Хор-Архом. Хор-Арх деликатно удалился, оставив их вдвоём. Инэлия вгляделась в лицо стоящего старого Колафа и не узнала его. Он был обильно морщинист, грязно-сед, сутул и худ, не здоров глазами. Неприятный для зрения старец, хотя и наряжен в дорогую одежду. Да и прибыл на роскошной машине, оставшейся от его прежней роскоши. Машина поблескивала золотыми стёклами в прорезь ограды.

– Тебе чего? – не грубо, но и не вежливо спросила Инэлия.

– Умру скоро. Хотел повидать тебя напоследок, – хрипло ответил он, заметно борясь с собственным волнением. Колаф и прежде был человеком застенчивым, хотя и влиятельным.

– Смотри, коли охота возникла, – сказала она с таким эмоциональным безразличием, будто он был привычный и давно надоевший сосед. – Что-то стали меня одолевать призраки из прошлого в последнее время.

– Я не призрак, – сказал Колаф и сел на скамью. Оглянулся вокруг, – Хорошо живёте. Почти роскошно.

– А сам ты? – спросила она. – Всё отняли после войны и перестановки мест слагаемых?

– Каких мест? – не понял он.

– Ты же был аристократом, – пояснила Инэлия, – а теперь как?

– Живу там же, где и жил. Я как был, так и остался другом и соратником Тон-Ата.

– А-а! – насмешливо протянула Инэлия, – Так он своих друзей-соратников не лишил прежнего статуса высоко рожденных?

– Все свои богатства и прежние владения я отдал в фонд процветания и развития объединённой страны, – ответил Колаф-Ян гордо. – Я имею в виду, что мой любимый дом на острове так и остался в моём личном владении. Я всего лишь прибыл на время в пределы континента.

– Дела в столице? – с безразличием спросила Инэлия, включаясь в диалог лишь внешне, а внутренне пребывая наедине с собою. Колаф не был тому помехой.

– Какие у меня теперь дела! Я теперь отдыхаю, хотя и без радости. К одному из сыновей вот заехал. К своему самому неудачному. Он избрал для совместной жизни не самую лучшую из женщин, если для меня, но желанную для него.

– Если он неудачлив, и жена его плоха, чего и прибыл?

– Он не причина, по которой я тут. Ну, а раз прибыл, чего ж и его не навестить? Женщина Элиан оказалась ласковой, приглядной. Живут вроде ладно, только дети той Элиан – порченое отродье. А совместных детей у них нет, вот в чём горечь. Одно утешение, что сынки Элиан давно выросли и семью покинули. Потому и говорю, что сын неудачный. Не нашёл ту, кто и родила бы ему детей. Хорошо то, что у меня другие дети есть. Они оказались плодоносными побегами от нашего родового ствола.