Космический госпиталь
Шрифт:
О'Мара уже подумывал о следующем шаге — распылить питательную смесь прямо в воздух возле своего подопечного. На Худларе аборигены питались мельчайшими живыми организмами, находившимися в сверхплотной атмосфере, однако в справочнике недвусмысленно говорилось о том, что частицы пищи не должны соприкасаться с поврежденными участками кожного наружного покрова, так что повышенного давления и гравитации, по-видимому, достаточно…
— Тем не менее, — продолжал свои рассуждения монитор, — случись подобное происшествие в одном из тех коллективов, где вы работали прежде, вашу версию приняли бы с полным доверием. Даже если бы это произошло по вашей вине, все сплотились бы вокруг вас, чтобы
— Мне все надоело, — лаконично ответил О'Мара.
Малыш молчал, но характерное подергивание отростков предвещало приближение очередного взрыва страстей. И он разразился. На ближайшие десять минут всякие разговоры, разумеется, были исключены.
О'Мара приподнялся на боку и снова оперся на локти, уже ободранные и кровоточащие. Он знал, в чем дело: малышу недоставало обычной послеобеденной ласки. О'Мара медлительно добрался до веревок с противовесами, предназначенными для похлопываний, и приготовился было исправить свое упущение. Но увы — концы веревок находились в полутора метрах над полом.
Опершись на один локоть и изо всех сил пытаясь приподнять мертвенную тяжесть второй руки, О'Мара утешал себя мыслью, что веревка с таким же успехом могла находиться на высоте четырех миль. Пот градом катился по его лицу, он весь взмок, пока медленно, дрожа всем телом от напряжения, дотянулся до веревки и судорожно вцепился в нее. Схватившись за веревку мертвой хваткой, он осторожно опустился на пол, потянув её за собой.
Устройство действовало по принципу противовесов, поэтому тут не требовалось прилагать особых усилий. Тяжелый груз аккуратно опустился на спину малыша, нанеся ему ласковый шлепок. Несколько минут О'Мара отдыхал, потом уцепился за вторую веревку, груз которой, опускаясь, поднимал первый груз.
Наградив юного худларианина восемью шлепками, О'Мара обнаружил, что не видит конца веревки, хотя и ухитряется как-то всякий раз её найти. Его голова слишком долго была выше уровня тела, и он находился на грани обморока. Уменьшившийся приток крови к мозгу вызвал и другие последствия… О'Мара с удивлением услышал собственный голос, который, сюсюкая, приговаривал:
— Ну-ну… все в порядке… папочка сейчас приласкает… ну, сейчас… баю-бай…
Но ещё удивительнее было то, что он на самом деле ощущал ответственность и безумно боялся за малыша. Для того ли он его спас, чтобы сейчас с ним случилось этакое! Быть может, воздействие тяжести в три «же», прижимавшей его к полу, при которой от простого вздоха устаешь, словно неделю трудился не разгибаясь, а каждое ничтожное движение требует запаса всех сил, — быть может, это напомнило ему страшную картину: медлительное, неумолимое сближение двух огромных непонятных неуправляемых металлических глыб?
Несчастный случай…
В тот злополучный день О'Мара был ответственным за сборку, и только он включил предостерегающие сигналы, как увидел двух взрослых худлариан, которые гонялись за своим шаловливым отпрыском по одной из сближавшихся конструкций. Через транслятор он потребовал, чтобы они немедленно покинули площадку, предоставив ему самому поймать малыша. Габариты О'Мары были гораздо меньше габаритов взрослых ФРОБов, а потому сближавшиеся поверхности стиснули бы их прежде, а он выгадывал эти несколько лишних минут, чтобы прогнать малыша к родителям. Но то ли трансляторы у ФРОБов были отключены, то ли они боялись доверить спасение своего детеныша крохотному человеческому существу — как бы то ни было, но они оставались в зазоре до тех пор, пока не стало слишком поздно. И у О'Мары на глазах сближающиеся конструкции поймали ФРОБов в ловушку
Малыш уцелел только потому, что был мал и теперь копошился возле мертвых родителей, О'Мара кинулся к нему. Прежде чем поверхности сошлись, ему удалось выловить маленького ФРОБа из зазора и выскользнуть оттуда самому. В какой-то миг О'Маре даже показалось, что он уже не выдернет из щели и ноги.
«Разве здесь место для детей, — сердито подумал он, глядя на дрожащего, покрытого ярко-синими шершавыми пятнами малыша. — Необходимо запретить взрослым, кем бы они ни были, — даже таким могучим, как худлариане, брать сюда детей.»
Но вот опять раздался голос монитора:
— Насколько я могу судить по тому, что слышу, — не без ехидства начал он, — вы самым лучшим образом заботитесь о своем подопечном. То, что малыш здоров и доволен, несомненно вам зачтется…
«Здоров и доволен, — подумал О'Мара, снова потянувшись за веревкой. — Здоров…»
— Но существуют и другие соображения. — Голос звучал все также спокойно. — Может быть, в несчастном случае повинны вы, потому что по небрежности не включили предостерегающие сигналы. К тому же, вопреки прежним отзывам, здесь вы проявили себя как человек грубый и задиристый, а ваше отношение к Уорингу… — Монитор неодобрительно поморщился. — Несколько минут назад вы заявили, что вели себя так, потому что вам все обрыдло. Объясните, что вы имели в виду.
— Минуточку, монитор, — вмешался Какстон, вдруг появившись на экране рядом с Крэйторном. — Я уверен, что все не просто так. Все эти задержки с ответами, это тяжелое дыхание и всякие там приговаривания «баю-баю, малыш» — это все разыгрывается специально, чтобы продемонстрировать, какая он великолепная нянька. Полагаю, следует доставить его сюда, чтобы он лицом к лицу…
— Вовсе не следует, — торопливо перебил О'Мара. — Я готов отвечать на любые вопросы сейчас.
Его воображение уже рисовало ужасную картину: он представил себе реакцию Какстона на состояние малыша; от этих мыслей О'Мара терял всякое самообладание. Какстон не станет долго думать, искать объяснений, не задастся вопросом, можно ли поручать младенца-инопланетянина человеку, который совершенно несведущ в его физиологии. Какстон будет просто действовать — и притом весьма энергично.
Что же касается монитора…
Из истории с несчастным случаем ему, может быть, и удастся выпутаться, думал О'Мара, но если к этому у него на руках умрет малыш, то тут уж не останется никакой надежды. Сейчас необходимо было выиграть время. Четыре-шесть часов, если верить справочнику.
Внезапно он понял, что малыш обречен. Ему становилось все хуже: он стонал и дрожал, вызывая жалость и отчаяние. О'Мара беспомощно выругался.
То, что он пытался сделать сейчас, следовало сделать с самого начала, а теперь уже поздно… Можно считать, что малыш погиб, а ещё пять-шесть часов — и О'Мара сам протянет ноги или станет инвалидом на всю жизнь. И поделом!
Малыш дал понять, что сейчас подаст голос, и О'Мара с мрачной решимостью снова приподнялся на локтях, готовясь к очередной серии шлепков. Следовало выиграть время, чтобы завершить начатую процедуру и ответить на все настойчивые вопросы монитора. Если малыш снова заревет, сделать это будет невозможно.
— …за ваше искреннее сотрудничество, — сухо продолжал монитор. — Прежде всего я попрошу объяснить, что произошло с вашим характером.
— Мне в самом деле все обрыдло, — упрямо повторил О'Мара. — Здесь негде развернуться. Может быть, я на самом деле стал нытиком. А теперь меня считают подонком, и я пошел на это вполне сознательно. Я достаточно читал, чтобы стать неплохим психологом-самоучкой.