Космонавт № 34. От лучины до пришельцев

Гречко Георгий Михайлович

Если говорить на более высоком уровне, я убежден, что мы живем только потому, что существует и определенность, и случайность. Есть в квантовой механике принцип неопределенности. С этим принципом уже боролся Эйнштейн, который считал, что все определено. Двадцать лет гений искал исключительно определенность. А квантовая механика с принципом неопределенности работает на ядерную физику.

По Северному Ледовитому океану ходят атомные ледоколы, под водой всех океанов атомные подлодки, значит, квантовая механика с принципом неопределенности работает. То есть случайность, существует. И более того, если бы существовала только закономерность, то человечество было бы обречено. Почему? Вот я знал: кончу школу, поступлю в институт, хорошо буду учиться –

получу хорошее распределение. Теперь в условиях рыночной, а вернее нашей базарной экономики, главную роль стала играть случайность. Те, кто шли по жизни с определенностью, сейчас не имеют работы. А вот другие люди, которые не укладывались в эту определенность, вдруг стали миллионерами. То есть в нормальной ситуации основное, от чего зависит жизнь, – это закономерность, определенность, заслуженный успех. А, когда нормальная ситуация нарушается, как сейчас в России, тогда начинает работать именно случайность. И удача становится важнее успеха. Весь этот процесс – жизнь, движение, развитие – это игра определенностей и случайностей.

Разговор с министром

Я уже упоминал Сергея Александровича Афанасьева – нашего министра, который много лет курировал всю ракетную и космическую отрасль, а назывался из конспиративных соображений скромно – «министр общего машиностроения». Я не заглядывал в справочники в поисках его имени-отчества. Я его накрепко запомнил. Это был настоящий честный, крепкий министр, волевой и знающий управленец. Должности министров тогда не покупались и не были синекурой для собственного обогащения. Он был подлинным государственником, честно прошел путь от мастера на заводе до индустриального маршала. Трудился для страны и для будущего, держал в руках огромную индустрию. Я этого человека очень уважал. Жаль, что пресса редко вспоминает о таких людях и в учебниках истории для них не находится места.

В первые десятилетия моей работы «на космос», когда я прошел путь от техника до замначальника отдела, я как-то не задумывался – а кто нами руководит в правительстве? Моим руководителем был Королев, а с министерством я дела не имел. Даже не знал, где оно находится. Все это было от меня слишком далеко. Так получилось, что сидя на одном стуле, я сменил три места работы. Потому что отрасль подчинялась то одному, то другому ведомству, пока не попала в крепкие руки Афанасьева.

С ним я, как следует, пообщался дважды.

Первый раз – когда мне нужно было оформлять пенсию. Я подал документы, все было собрано. Оставалось только получить подпись министра. Бумаги поступили к нему. В ту ночь я не смог заснуть. В голове болталась одна мысль: «С завтрашнего дня ты – пенсионер!». Эта мысль меня обжигала. И наутро я ворвался в кабинет Афанасьева, потребовал свои пенсионные бумаги и… порвал их! Потом очень долго восстанавливал.

Второй раз мы поговорили на Красной площади, во время первомайской демонстрации. Мы – космонавты, военные, производственники на праздниках всегда стояли слева от мавзолея, министры – справа. Но мы с Афанасьевым в какой-то момент оказались рядом. С ним было легко разговаривать на равных, без апломба, хотя я и говорил с ним с большим искренним почтением.

Меня много лет волновал вопрос «Бурана». Для «Бурана» был набран новый отряд космонавтов, состоявший из летчиков-испытателей. Испытатели вообще-то, неохотно шли в космонавты. В отряде космонавтов и испытания были сложнее, и зарплата меньше, чем у действующих летчиков-испытателей. А тут набрали отряд из таких асов. Это, на мой взгляд, было обоснованное решение.

Но сам проект «Бурана» вызывал у нас, простых инженеров сомнения. Мы спрашивали друг друга: Зачем мы с таким напряжением делаем «Буран»? Военного значения он не имеет. Тридцати тонн научной аппаратуры, которую он был способен вмещать, у нас нет и не предвидится. По нашей инженерной логике, «Буран» не был нужен. Это же просто мертворожденный проект! Вот об этом я его и спросил. И был уверен, что логичного объяснения

программы «Буран» он не выдаст. Я просто себе представить не мог разумного обоснования!

Но его неожиданный ответ меня поразил: «Для полета на Луну мы собрали огромную кооперацию – больше двухсот институтов, заводов, конструкторских бюро и прочее. А потом американцы успешно высадились на Луну. Гонка была проиграна. Правительство принимает решение отказаться от лунной программы. Передо мной встал выбор: или разрушить кооперацию, или ее перенацелить. Вот мы и решили бросить все силы кооперации на создание советского „Шаттла“, который бы превосходил американский».

Оказалось, что управленческая логика – «сохранить кооперацию!» – тоже по-своему разумна. И громадная кооперация у Афанасьева работала без сбоев. Она была такая, что хоть черта, хоть дьявола могла создать, хоть орбитальный город, хоть марсианский корабль. Это преимущество социализма. Сейчас добиться такого сосредоточения сил невозможно! И «Буран» технически превосходил «Шаттл». Он сам, без пилота взлетел и сел с минимальным отклонением. Мы даже не верили, что в кабине не было летчика!

И все-таки жаль, что после смерти Королева наша космонавтика лишилась перспективного видения. И воспроизвела наш бесперспективный корабль типа «Шаттл».

Про космических туристов

В последние годы меня частенько спрашивают про космический туризм. Еще 100 лет назад Циолковский сказал: «Земля – колыбель человечества. Но человечество не будет вечно жить в колыбели». Я считаю, пока мы только выглянули из колыбели, но еще из нее не вылезли.

В принципе, не только туризм должен быть, но и эмиграция на другие планеты.

Сейчас поднимается вопрос, что случится, если на Землю упадет большой метеорит и жизнь на планете закончится. Специалисты рассматривают возможности колонизации других планет. Это уже не фантастика. Королев говорил, что в космос будут летать по профсоюзным путевкам. Но всему свое время, и пока, на мой взгляд, оно не наступило.

Не царское это дело – возить туристов в космос, потому что в космос летят за знанием. Основную идею выразил все тот же Циолковский. Он сказал, что надо лететь в космос, который «даст нам бездну могущества и горы хлеба». Возить туристов в космос это все равно, что микроскопом забивать гвозди. Конечно, почему бы не забить, но микроскоп может решать более интересные задачи. Поэтому я не сторонник космического туризма на государственном уровне.

Всевозможные частные инициативы – другое дело. Наверное, нужно создавать специальные орбитальные станции для туристов и специальные корабли. Более надежные, чем те, на которых работали мы. Лучше всего – на частной основе. В мире есть пять фирм, которые планируют выпускать такие корабли. И цены снижаются – речь идет уже не о двадцати миллионах, а о десяти, потом – о сотнях тысяч долларов. Дальше – меньше.

На суборбитальные полеты я бы туристом не полетел и другим не советую. Увидеть из космоса пустыню, черное небо над собой, потом развернуться – и сесть! Это как с тигрицей целоваться – страшно и никакого удовольствия. А вот если устроить отель на орбитальной станции – это действительно заманчиво. Мне в космосе нужно было работать. Но, если бы я попал в туристический полет – прилип бы к иллюминатору и не отлип до конца путевки. Неземная красота – в прямом смысле.

На сегодняшний день космос – это сфера деятельности профессионалов. Когда даже не турист, а учительница погибла на «Челленджере», у меня возник вопрос: за что ее убили? Кто ей объяснил, что она идет на риск и может умереть? Нам еще рано играть в игры с туристами. Недавняя гибель шаттла «Колумбия» это лишний раз доказала.

Я не верю, что 20 миллионов долларов, вырученных за билет к звездам, смогут спасти российскую космонавтику. Тем более неизвестно, куда уходят эти деньги. Посудите сами: переговоры с туристами ведет некая иностранная фирма, летают же они на наших аппаратах…