Коснувшись неба
Шрифт:
В России к началу войны были лишь две авиашколы - в Гатчине и в Севастополе. Поэтому первоочередная задача - подготовка пилотов.
Именно с этого начал Жуковский - решил принять самое активное участие в организации Московской воздухоплавательной школы. В школу набирали в основном студентов и лиц со средним образованием. Носили они погоны вольноопределяющихся.
Шуре Жуковский поручил найти помещение для будущих слушателей и учебные классы. Для преподавания было решено использовать аэродинамическую лабораторию в техническом
Архангельский за пять тысяч рублей арендовал большой двухэтажный особняк под общежитие курсантов и соседнее здание, в котором был небольшой трактирчик. Особняк с большим фруктовым садом располагался в 15 минутах ходьбы от технического училища.
Сейчас он находится на улице Радио. Сам особняк сохранился, и в нем размещается музей Н.Е. Жуковского, а трактир и сад исчезли - на их месте новые здания. Жуковский и его ученики читали в школе теоретические курсы и вели лабораторные занятия.
А на Ходынском аэродроме слушатели осваивали самолеты и совершали учебные полеты.
В школе воздухоплавания Александр Архангельский читал курс прочности самолетов, Александр Микулин - устройство моторов. Среди учеников был Михаил Громов, который в 1917 году получил свидетельство об окончании школы.
Но преподавание в школе воздухоплавания шло рука об руку с работой в аэродинамической лаборатории. Ведь в это время на русских авиазаводах увеличивался выпуск самолетов, и в лабораторию то и дело обращались с запросами и просьбами о консультации и офицеры Управления Военно-Воздушного Флота, и заводские инженеры.
Жуковскому и его ученикам становилось ясно, что путаница, которая была порождена тем, что проекты новых самолетов разрабатывались без учета данных науки, в конечном счете приводила к отставанию отечественного самолетостроения. Значит, необходим научно-исследовательский центр, который должен возглавить всю работу в области авиационной науки.
По сути дела, такой центр был - его лаборатория и ученики. Но как добиться признания от власть имущих? Где найти деньги для исследовательских работ? Для покупки оборудования?
4 мая 1916 года Жуковский неожиданно получил высочайшее письмо на бланке Заведующего авиацией и воздухоплаванием в действующей армии.
"Заслуженному профессору Жуковскому.
Ввиду возникших сомнений в правильности аэродинамических
расчетов большого строящегося аэроплана Слесарева, обращаюсь
к Вам, как к мировому специалисту по аэродинамике, с
просьбой дать свое авторитетное заключение по вопросу об
аэродинамических расчетах аппарата Слесарева. Сделать это
тем более Вам легко, что в Вашем распоряжении имеются
первоклассная аэродинамическая лаборатория и первоклассные
научные силы. Подробности расчетов аппаратов Слесарева,
имеющиеся в моем распоряжении, доложит Вам специально
командированный с этой целью в Москву прапорщик Фридман.
случае, если бы Вы пожелали командировать кого-либо из
персонала Вашей лаборатории в Петроград для осмотра как
самого аппарата Слесарева, так и расчетов его, Вам будет
оказано в этом отношении с Моей стороны самое широкое
содействие.
Генерал-адъютант Александр Михайлович
Начальник канцелярии
генерал-майор Баранов
Вр. и. д. Заведующего центральной аэронавигационной
станцией прапорщик Фридман".[1]
В тот же день вечером в доме Жуковского собрались его ученики: Ветчинкин, Туполев и Архангельский.
– Я пригласил вас, господа, - начал Жуковский, - чтобы обсудить письмо великого князя.
– Я много слышал об этом самолете. Слесарев назвал его "Святогор", - сказал Ветчинкин.
– И я поддерживал идею строительства "Святогора", - Жуковский погладил бороду.
– Аппарат весьма интересный.
– А что, он действительно такой большой?
– задал вопрос Туполев.
– Это гигантский биплан, целиком из дерева. Два двигателя у него находятся в фюзеляже. А трансмиссия к двум толкающим винтам осуществляется посредством канатной передачи. Размах верхнего крыла 36 метров.
– Сколько, сколько?
– переспросил Туполев.
– 36 метров.
– Ничего не скажешь, громадина. Ведь у первого большого самолета "Русский витязь" размах верхнего крыла был всего 27 метров, - удивился Туполев.
– Он больше и "Ильи Муромца" Сикорского, - заметил Архангельский, и понятно, что великий князь боится его строить. Вдруг разобьется. Вот и хочет получить от нас отрицательное заключение.
– А я вовсе не намерен заранее, до обследования, писать на этот самолет отрицательное заключение.
– И не надо вовсе, Николай Егорович, - Туполев хитро улыбнулся. Вообще это письмо нам кстати. Надо обязательно ехать в Питер. Но осмотр самолета - это только предлог. Главное - подать в канцелярию великого князя докладную записку о создании расчетно-исследовательского бюро и смету расходов.
– Правильно, Андрей Николаевич, - обрадовался Жуковский.
– Это отличная идея. Я сегодня же сяду писать эту записку.
– А мы с Ветчинкиным, - ответил Туполев, - еще одну записку напишем.
– Какую?
– Понимаете, Николай Егорович, - вашу записку будут читать инженеры. Если же она к великому князю попадет, то он в ней ни черта не поймет и отмахнется. Поэтому-то мы должны поговорить в Питере с генерал-майором Барановым и написать ему что-то вроде шпаргалки для устного доклада великому князю, да так, чтобы без всякой высшей математики. Наверняка сам генерал сейчас синус с косинусом перепутает. Вы только нам сначала дайте вашу докладную, чтобы мы могли позаимствовать основные выводы и цифры для сметы.