Косово 99

Лобанцев Александр Сергеевич

Я уже не помню каким образом, но всё же нам удалось уговорить Командира отпустить одного из нас прогуляться за девочками. Этим одним оказался я. Я сам вызвался погулять по ночному городу поскольку как обычно жаждал опасных приключений. Кажется кто-то ещё собирался идти, не помню уже кто именно, но вот Толстый точно идти боялся. Он не хотел идти сам, и говорил что идти не надо никому, пускай девки сами приходят. Трахаться он хотел, но вот потрудиться ради этого не собирался. Другие парни относились к происходящему самым что ни на есть правильным образом: «Идти опасно, но если выпадет идти именно мне, то пойду». «Рвался в бой» один лишь я, и в итоге я и пошёл. Вернее пошёл я не один, а в компании со стариком и нашим героем-любовником. Герой-любовник привычным движением закинул за спину свой пулемёт, я повесил на шею свой автомат и мы двинулись в ночной город. Старику закидывать за плечо было нечего, он

был не вооружён, и поэтому он, не по годам бодро, шёл налегке.

Мы шли по улице города, а вокруг нас кипела ночная жизнь. В понимании современного человека, особенно человека молодого, термин «ночная жизнь города» означает работу ночных клубов, дискотек, баров и ресторанов, сияющие витрины дорогих магазинов, проносящиеся по улицам автомобили в салонах которых громко играет музыка. Ночная жизнь города Приштина была другой. Термин «ночная жизнь» в городе Приштина в те дни означал горящие сербские дома, редкую, непонятно чью стрельбу, грохот боевой техники натовских патрулей и конечно же повсеместное движение албанских грабителей и мародёров. До того места где жили цыгане мы дошли без приключений. Уже на подходе к табору я понял, что мягко говоря, не верно представлял себе то, как живут эти цыгане.

По всей видимости к местным цыганам приехали все их родственники и друзья спасающиеся от албанского беспредела. На находящейся за полупрозрачным забором площадке, перед каким-то зданием, располагался реальный лагерь цыган-кочевников. Множество самодельных, не то палаток, не то шалашей, вокруг них снуют люди, взрослые и дети, горят костры. Натуральный табор. Мы зашли в ворота забора и оказались на небольшой площади посреди этого табора. Пока мы шли вдоль забора на нас не обращали особого внимания, но как только мы оказались внутри табора произошло событие сильно потрясшее меня.

Как только мы остановились в центре площади со всех сторон к нам хлынула толпа цыган всех возрастов. Людское море двинулось на нас. Цыгане что-то громко орали и шли на нас как лавина. Мне стало «не по себе» — никогда до этого я не оказывался в центре огромной возбуждённой и нацеленной лично на меня толпы чужаков. Я не понимал что они орут, я не понимал враждебны они или просто возбуждены, я не понимал что они собираются делать дальше, зато я чётко и ясно понимал что если они кинуться на нас то нам не поможет ни автомат, ни пулемёт — они просто разорвут нас руками. Оружие, которое мы держали в руках не могло спасти нас. С какой-то странной легкостью на душе я осознал, что если они захотят схватить нас, то нам не спастись и поэтому спокойно стоял стараясь ничем не спровоцировать толпу. Мой товарищ вёл себя аналогично. Мы встали спина к спине посредине возбуждённой толпы и ждали что же будет дальше.

Я успел разглядеть, что толпа состоит по большей части из молодёжи, среди которой было много маленьких детей. Пришедший с нами старикан стал грозно кричать и отгонять от нас толпу. У него получалось не особо хорошо, как я понимаю толпа в общем-то его игнорировала, зато подошедшие на шум великовозрастные цыгане быстро навели порядок. Они несколько раз властно прокричали что-то и толпа «осела». Я не разобрал тогда на каком языке говорили старшие цыгане, но даже если они и говорили на сербском я всё равно не понял ни слова из того что они говорили своим юным соплеменникам. Молодёжь продолжала осматривать нас, дети кажется даже пытались нас потрогать, но никто больше не орал и не напирал на нас. Старшие цыгане продолжали что-то растолковывать своим молодым соплеменникам и в скором времени те поменяли своё эмоциональное возбуждение на любопытство и доброжелательность. Взрослые даже прогнали часть молодёжи, как я понимаю для того чтобы молодёжь не надоедала нам своим чрезмерным вниманием. Что именно молодёжь хотела сделать когда толпой ринулась к нам я так и не понял.

Как только страсти поутихли я стал присматриваться к окружавшим нас людям стараясь понять чего от них можно ждать дальше. Чувствовал я себя неуютно, мне хотелось уйти оттуда, но такой возможности не было. Старик тем временем ушёл искать не то «вождей», не то родственников девушек, в общем кого-то, кто может разрешить девушкам уйти к нам на ночь, мы же, таким образом, остались вдвоём посреди чуждого нам табора. Несмотря на доброжелательность общаться с молодёжью у нас получалось «не очень» и вскоре большинство цыган потеряло к нам интерес, тем более что старшие цыгане чуть ранее уже прогнали существенную часть желающих пообщаться. Вскоре табор продолжил жить своей обычной жизнью, интерес к нам со стороны его обитателей был полностью утерян. Старика мы ждали примерно полчаса и такая продолжительность его переговоров нас нервировала — нам тут было неуютно и мы поскорее хотели пойти обратно.

В принципе интимное общение

с девушками должно было с лихвой компенсировать все сегодняшние неурядицы, но когда старик вернулся с «переговоров» выяснилось что никакой компенсации не будет — девушки к нам не пойдут. Почему они не пошли тогда с нами я сейчас уже не помню, да и это никакой роли не играет. Вообще-то мы были абсолютно уверены что сегодня встреча состоится и такой поворот дела лично меня сильно раздосадовал, но выбора у нас не было. Образно выражаясь, предполагая встречу мы делили шкуру неубитого медведя. Многие люди любят считать своими деньги, которые хотя и заработали, но на руки ещё не получили. Это дурная привычка. Я никогда не считал какие-либо деньги своими до тех пор пока они не лежали в моём кармане, зато в отношениях с женщинами я очень любил пофантазировать, опережая таким образом события. Зачастую налаживая отношения с той или иной женщиной я мысленно представлял себе самый благоприятный для меня результат и этот результат казался мне прекрасным и неизбежным, практически уже свершившимся. Когда всё получалось так как я себе представлял, то я был вполне доволен, однако когда реальность существенно расходилась с моими фантазиями (попросту говоря когда женщина не пожелала мне отдаться, либо когда она оказывалась не столь хороша как я надеялся) то всякий раз я ощущал себя дураком. Когда моя подруга оказывалась не так хороша как предполагалось, то вообще получалась комедия — надо дело доделывать, стыдно слабаком показаться, а интереса нет вообще, получается как будто работу выполняешь, да к тому же на это своё время и ресурсы тратишь. В голове господствуют мысли: «Зачем я вообще к ней полез?!» и «Скорей бы всё это кончилось…». К тому же мне как-то всегда было неудобно демонстративно и грубо показывать благосклонной ко мне женщине, что я разочарован близостью с ней. Да и мне самому очень неприятен факт того, что девушка будет думать, что я изображал к ней хорошее отношение только чтобы разок ей попользоваться. Я презираю «фуфлогонов» и поэтому мне не хочется чтобы хоть кто-то считал меня таковым, особенно если я в действительности был честен. Безнравственным или глупым «мужчинам» в этом вопросе проще.

Самым комичным является то, что моё хорошее отношение к женщинам ни разу(!) не принесло мне пользы в установлении близких отношений с ними. Более того, оно связывало мне руки, то есть мешало. Парадоксально и смешно. Понятно, что я не «принц на белом коне» и поэтому неудачный для меня вариант развития событий происходил намного чаще нежели чем удачный. Всякий раз ощущая себя дураком я принимал решение в дальнейшем в отношениях с женщинами не опережать мыслями событий, однако от этой дурной привычки я так и не избавился до сих пор. Так было и в те далёкие годы — не фантазировал бы заранее, не огорчился бы когда ничего не получилось. Ну ладно, пора мне было возвращаться и я пошёл обратно. Пошёл я один. Старик остался в своём таборе, а мой товарищ отправился к своей подруге. Идти было не очень далеко, но тем не менее идти одному было опасно. Не смотря на опасность я покинул неуютный табор с чувством облегчения. Перед выходом я клацнул затвором — случись что, каждая секунда будет дорога.

Я шёл осторожно, старался избегать открытого пространства и тех мест где меня можно будет легко схватить. Эти две взаимоисключающие друг друга задачи я решал просто — я двигался по обочине на небольшом удалении от дороги. Таким образом я был незаметен издалека и в то же время прекрасно видел местность в непосредственной близости от себя. Примерно половину пути я прошёл без приключений как вдруг за своей спиной я услышал пока ещё слабый, но уже очевидно нарастающий грохот приближающейся техники. Я остановился и прислушался — звуки издаваемые приближающейся машиной были весьма характерными. Свирепо урчал мощный мотор и грохотали гусеницы. Сомнений быть не могло — по дороге вдоль которой я шёл двигался танк или БМП. Я пока не мог разобрать сколько конкретно единиц техники двигалось по дороге зато я точно понял что техника движется в мою сторону и в самом ближайшем времени она будут уже здесь.

В нашем батальоне не было гусеничной техники и следовательно любая гусеничная машина была однозначно чужой. Для меня это означало одно — смертельную опасность. Я не мог даже представить, что может придти на ум экипажу машины когда они заметят меня на дороге. Для людей невоенных поясню: в условиях вооружённого конфликта любой объект передвигающийся в ночное время является опасным и следовательно является потенциальной мишенью. Самым вероятным было предположить, что приближающаяся ко мне боевая машина является британской, а в том, что подданные Её Величества не будут долго думать перед тем как применить оружие я не сомневался. К тому же они обладали в крае Косово всей полнотой власти и могли безнаказанно делать всё что захотят.