Косовский одуванчик

Джорджевич Пуриша

– Найди мне отца с матерью, и я тебе дом задаром отдам.

– Мария, детка, НАТО переводчиков ищет, ты там генеральшей станешь с английским и албанским!

– Что дадите, господин Скендери?

– Десять тысяч марок!

– Дом стоит не меньше ста тысяч.

– Стоил, Мария, стоил. – И указал рукой на пару албанцев, которые подошли к овцам и принялись поднимать каждую на руки, словно желая заглянуть им в глаза, а на деле прикидывая вес. Тому самому ягненку и мне продемонстрировали нож и зубы. Ягненок сам полез на нож,

будто ему кусок соли протянули... Нож лизнул шею ягненка... Шея ягненка и нож сошлись в кровавом поцелуе. Голова ягненка осталась в траве – отдыхать от жизни.

Скендер отсчитал мне десять тысяч марок крупными купюрами. Я погладила грязными бумажками подбородок – так издавна поступают сербы, получая в этот день первые деньги. И еще, тоже по сербскому обычаю, поцеловала порог дома. Скендер глубоко мне поклонился и сказал:

– Мария, у меня в Приштине есть кафе, приводи клиентов, получишь процент.

* * *

Я ВЫШЛА на дорогу: от всей моей красоты после продажи дома осталась только половина, пятьдесят процентов. Над асфальтом клубился сладкий дух бензина «супер-98», и я вдохнула его, вернув двадцать процентов красоты и сказав про себя: «Твою мать, без труда не вынешь и рыбку из пруда! Семьдесят процентов моей истинной красоты, да еще с улыбкой, запросто танк остановят».

Гусеницы спели под тормоза. Прыгай, Мария, в танк.

– Давай, гони, – крикнула я по-албански.

В танке молодой парень в гражданском, рубаха черная, воротничок белый, волосы кучерявые, на запястьях махровые теннисные напульсники.

– Хелло, – говорит парень.

– О'кей, – спрашиваю, – говорите ли по-английски?

– С рождения, – отвечает парень.

– Вы в танке родились? – начала я, включив свою красоту на все сто.

– Почти, – говорит он.

– Что же это за танк? – продолжаю я.

– Я из него выбросил все ненужное – пушки и снаряды, – объясняет мне парень.

– И кровать есть? – спрашиваю.

– А я издалека еду, – говорит парень.

– Откуда? – спрашиваю.

– Стамбул, я там был. – Это он мне.

– На отдыхе? – интересуюсь.

– Нет, – говорит парень, – на пробах. Больше я спрашивать не решилась. Парень спросил меня:

– Вы в Приштину?

– Да, – говорю.

– На пробы? – Теперь уже он расспрашивает.

– Почти что, – отвечаю.

– Албанка? – спрашивает он.

– Да, албанка.

– А что за пробы?

– Переводчица, работу ищу.

– Может, мне поможете? – спрашивает парень. – Мне переводчик нужен и связи с албанцами.

– Сколько положите, – спрашиваю я, чтобы он от моих услуг сразу отказался.

– Смотря сколько продадим, – говорит он.

– Продадим? А чем торгуете, – спрашиваю, – танковыми кроватями?

– Ими тоже, и еще такими вот танками, турки от них отказались.

Спрашиваю:

– А на кой албанцам танки, если

мы уже победили и вернулись в свои дома?

– Так точно, танк этот, – вежливо так объясняет, – теперь уже на службе мира, а не войны. Почва здесь болотистая. А потом, разве крестьянам танк не пригодится, чтобы разрушить до основания то, что уже порушили из домов, или осенью, если воз с дровами в лесном болоте застрянет?

– Боюсь, – говорю, – албанцы опять поставят на ваш танк пушки и снарядами его загрузят.

– Ничуть не сомневаюсь, – говорит парень.

– А Стамбул? – спрашиваю.

– Да это я, чтобы разговор поддержать.

– Вот мы и в Приштине, мне вон на том перекрестке выходить.

– Вы уверены, что вам именно здесь выходить?

– Не очень.

– Перебирайтесь на кровать и постарайтесь точно ответить на мои вопросы.

– Психолог?

– Психиатр.

Молодой психиатр нажал кнопку, и в танке засветился скрытый экран. Появилась его фотография и текст:

Доктор психиатрии Пол Дил

Вашингтон, аллея Мира, контакт О1 956-0 96520

E-mail Alexandria 4./O/VASDIL.SAD

Пол Дил повернулся ко мне, лицо его светилось от радости, как будто он не очень верил в то, что эта его штучка сработает с первого раза. Я спросила, нет ли тут у него и моего имени.

– У меня есть ваше лицо. А вдруг мне ваше имя не понравилось бы, и наше маленькое представление не принесло бы мне такой радости и удовольствия... Люблю демонстрировать свой танк, потому что люди так радуются, когда узнают, на что он способен.

Пол Дил, кто тебя знает, может, ты в душе немножко Пол Пот, мать твою ети, подумала я. Продолжит меня гипнотизировать этими своими экранами, а потом, может, и ебать примется... Случалось со мной такое на заднем сиденье крохотного «фиата», едва сбежала, а потом, когда влезла в «Ладу-1600», – собственность Мило Индюка, – пришлось рукой дверцу придерживать, чтобы успеть вовремя смыться. Со своим парнем Иорданом ездила на велосипеде, и ветер мне юбку по самое не балуйся задирал, поцелуй нас в речку свалил, и смотрел на нас только месяц, в воде отразившийся. Больно не было, но и сладости обещанной тоже не было. Потом все приятнее становилось, а когда стало всего слаще, Иордан от меня сбежал...

Пол Дил? Хороший парень, но в танке – нет, Мария, пошел он на хуй.

Пол Дил. Новая кнопка и длинные пальцы. Крыша железного танка поднялась, совсем как ворота гаража в доме 5, улица Джуры Салая, поселок Штрпци.

– Танк-кабриолет, – говорю я со смехом. Потому что над нами открылось прекрасное июньское лето, в высоте которого беспорядочно, не соблюдая правил движения, неслись облака.

– Знаете ли вы, – сказал он, – что сегодня по дорогам Косово передвигается свыше шестисот тысяч автомобилей?