Косой дождь. Воспоминания
Шрифт:
Насколько наивными были и Твардовский, и вся редакция, видно из записи Кондратовича от 22 июля. На минуту они поверили, что Д. Мельников, мой супруг, может победить всю чиновничью рать. Боюсь, что Д.Е. слегка блефовал или, скорее, выдавал желаемое за действительное. Вот что он передал через Лакшина Кондратовичу, который уже хотел переверстывать пятый номер. Он, Мельников, дескать, «активно действует, и надо подождать с переменами хотя бы день-два». И далее. «Оказывается, Мельников, — пишет Кондратович, — после нашего разговора в четверг связался с Беляковым (это первый заместитель Пономарева) и с Загладиным (тоже заместитель-международник. — Л.Ч.).
Решили пока ничего не менять.
Часа в два пришел А.Т.
А.Т.: — Ничего не будем менять. Поверьте мне, на Гитлере они погорят. Защищать Гитлера и видеть какие-то соответствия — пусть это они где-нибудь скажут.
Потом он еще это повторил. Сказал также: “Мы не можем ничего уступать. Ни строчки…”»
Но, что бы ни говорил Д.Е., что бы ни говорили новомирцы, было ясно: нашу личную, «антигитлеровскую» войну мы проиграли!
Книжка ушла в самиздат. Первыми ее прочли те же партийные чиновники. В ту пору чиновники обожали политическую крамолу. И в дневнике Кондратовича есть тому подтверждение…
Параллельно с историей пятого номера «Нового мира» шла история Собрания сочинений самого Твардовского в издательстве «Художественная литература». И это тоже было хождение по мукам. Однажды Твардовского вызвал Михайлов, председатель Комитета по делам печати при Совете министров. Долго мурыжил, а «потом попросил меня (Твардовского. — Л.Ч.) прислать ему верстки снятых статей…».
Но тут надо хоть несколько слов сказать о времени, когда это все происходило…
Время было трагическое. Безнадежное.
От наших волнений из-за рукописи «Преступник номер 1» до ввода войск в Чехословакию оставалось всего полгода.
И всего два года оставалось до окончательного разгрома «Нового мира» Твардовского.
И два года и десять месяцев до смерти главного редактора старого «Нового мира», А.Т. Твардовского.
А до того, как в конце туннеля забрезжил свет, еще долгих семнадцать лет!
И все же опять приведу две цитаты из Кондратовича.
Нашу книгу в «Новом мире» запретили, но она осталась в памяти новомирцев.
Вот один пример: писателя Балтера ни за что ни про что исключили из партии, а он не захотел писать апелляцию. Чудеса. Неслыханная дерзость в понимании людей того времени.
«А.Т.: — И вы знаете, это может пойти, может распространиться.
Я (Кондратович. — Л.Ч.) заметил, что люди могут и подавать заявления о выходе из партии.
Л.Т.: — И это может быть. Хотя, как сказано в “Преступнике”: “Нацисты с <>»дали диковинную партию: в нее можно было войти, но нельзя было выйти”. В этом все дело! Выйти нельзя…»
И второй, еще более выразительный пример.
30 августа 1968 года. «А.Т.: — Алексей Иванович, сейчас я вам скажу такое, о I чего вы или сразу протрезвеете, или, наоборот, опьянеете. Я понял, почему они не давали нам напечатать работу о Гитлере. И не дадут теперь-то уж ни и коем случае.
— Из-за того, что там написано, как был подготовлен и осуществлен захват Чехословакии?..
— Да. И вы думали тоже об этом? А мне это вчера в голову пришло. Как осенило.
Далее Кондратович, комментируя этот разговор (другим
Прав Кондратович! Не могли чиновники из ЦК знать за несколько месяцев о вводе войск в Чехословакию. Но и авторы монографии о Гитлере тем более нс знали о замыслах советских властей за год до чехословацких событий, когда писали свою книгу. И все же так «достоверно» изобразили вторжение гитлеровцев в Чехословакию, что мысль о сходстве двух позорных вторжений пришла одновременно в голову и Кондратовичу, и Твардовскому…
Молодец Д.Е., это он автор главы о Чехословакии! И как жаль, что он не шал об этом разговоре. А ведь мог знать — книга Алексея Ивановича вышла уже в 1991 году. Воображаю, как бы мой дорогой тщеславный муж гордился тем, что написал Кондратович. Но мы разобщены… Ничего не знали о посмертном выходе дневника Кондратовича.
«Прощальных» сцен в Политиздате не помню. Мы им сообщили, что книга запрещена. Да они и сами все знали. Их курировали те же цековские отделы, да и Главлит был на всех один. Набор рассыпали…
Нет, все-таки припоминаю мою реакцию на запрет «Преступника…». Забирая рукопись, я поймала нескольких политиздатовских начальников и рассказала им анекдот на тему аллюзий… Анекдот звучал примерно так: Рабиновича сволокли на Лубянку из-за того, что он ходил с плакатом: «Покончим с бесчеловечным преступным режимом…» На Лубянке следователь спросил: «Рабинович, что вы себе думаете, гуляя с таким плакатом?» — «Я думаю о режиме апартеида в ЮАР», — сказал Рабинович. Прищурился и спросил следователя: «А вы о чем подумали?»
Но, рассказывай анекдоты или не рассказывай, суть дела от этого не меняется… Все было кончено.
Муж собрал какие-то оставшиеся экземпляры (слава богу, что собрал. Я бы все выбросила, для меня только напечатанное имело ценность). Собрал, сложил в папки с тесемочками и затолкнул под зеленый диван в кабинете.
Да, в истории с рукописью, как показало время, муж оказался умнее меня… Рукописи, очевидно, не горят, но рукопись «Преступника номер 1» зарезали. Зарезали нашу Главную книгу. Или, как тогда — в 1960—1970-х годах — говорили, «задушили в подворотне», то есть тихо, без излишнего шума.
Твардовского мы с мужем увидели еще только один раз, устроив встречу с Генрихом Бёллем в ресторане ЦДЛ. Тогда Твардовский уже не был главным редактором «Нового мира». А «Новый мир» перестал быть «Новым миром» Твардовского. Его тоже «зарезали»…
5. «14 лет без права на помилование»
На много лет я совершенно забыла о «Преступнике номер 1» и о тревогах, с ним связанных. Это было мое ноу-хау. Что с воза упало, то пропало. Чего зря переживать.
Муж иногда вытаскивал папочки с тесемками и куда-то их относил. И мне рассказывал. Помню — книгу брали в агентство печати «Новости». И кто-то оттуда послал ее рецензенту из МИДа. Помню и глупую, нудную, с тысячами дурацких замечаний рецензию мидовца. Муж заставил меня прочесть ее. Я поняла, что, если мы учтем замечания рецензента и по-новому изуродуем книгу, придет новый и даст свои высосанные из пальца замечания. Будет сказочка про белого бычка. Я наотрез отказалась переделывать «Преступника…». Да и муж в душе понимал, что я права.
Безумный Макс. Поручик Империи
1. Безумный Макс
Фантастика:
героическая фантастика
альтернативная история
рейтинг книги
Надуй щеки! Том 5
5. Чеболь за партой
Фантастика:
попаданцы
дорама
рейтинг книги
Обгоняя время
13. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
рейтинг книги
Истребители. Трилогия
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
Энциклопедия лекарственных растений. Том 1.
Научно-образовательная:
медицина
рейтинг книги
