Кость от костей
Шрифт:
Она прочла заголовок над фотографией робко улыбающейся девочки: «ТРАГЕДИЯ – восьмилетняя девочка пропала после жестокого убийства матери».
Мэтти отложила вырезку. На второй была та же фотография и заголовок более крупными буквами: «ПРОПАЛ РЕБЕНОК – полицейские ищут любые сведения».
Она взглянула на третью вырезку и перестала дышать.
«УБИЙСТВО И ПОХИЩЕНИЕ В МАЛЕНЬКОМ ГОРОДЕ» – гласил заголовок. Под ним снова была ее фотография, но Мэтти на нее не смотрела; всем ее вниманием завладела фотография женщины в клетчатой
Мама.
– Мама, – проговорила Мэтти. Ощутила слезы – те подкатили к горлу и жгли глаза.
Но она не заплакала. Мэтти погладила фотографию пальцем. Теперь она знала, как выглядела женщина, которую она когда-то любила больше всего на свете.
– Я совсем забыла твое лицо.
И даже сейчас, когда Мэтти смотрела в лицо матери, она его не помнила.
– Слушай, нам нельзя задерживаться, – поторопил ее Си Пи. – Понимаю, это для тебя важно и ты найдешь ответы на многие свои вопросы, но нам пора двигаться. Дни зимой короткие.
– Да, – ответила Мэтти и вздохнула. Сложила все вырезки и сунула их в карман.
– Поверить не могу, что он хранил статьи о своем собственном преступлении, – фыркнул Си Пи. – Забери деньги, хотя бы часть. Ты их заслужила.
Мэтти колебалась. Теперь, когда она знала, чем Уильям зарабатывает на жизнь, деньги казались грязными, испорченными. Она не знала, что такое героин, но Си Пи сказал, что это наркотик, а из детства она помнила, что наркотики – это плохо и они разрушают людей. Правильно ли брать деньги, заработанные на чьей-то разрушенной жизни?
Он и твою жизнь разрушил. А моралью сыт не будешь.
Мэтти взяла два рулончика банкнот – ей казалось, что столько денег она в жизни не потратит, – закрыла сундук и заперла его на ключ. Потом встала, держа связку ключей в одной руке и деньги в другой. Деньги жгли руку.
– Надень самую теплую одежду. Есть у тебя рюкзак или сумка, куда можно сложить еду?
– Рюкзак есть у Уильяма. Он обычно хранит его в сарае, но где именно – не знаю. Я только видела, что он заносил его туда, а потом выносил.
– Пойду посмотрю, а ты пока одевайся. Надеюсь, мы найдем машину, – он указал на связку ключей. – Но еды с запасом все равно надо взять – вдруг мы ее не найдем? Без машины нам придется переночевать в лесу. В общем, не вздумай потерять ключи! Будет обидно, если мы найдем машину, но не сможем ее завести.
Мэтти занервничала; слишком велика была ответственность, ведь, потеряв ключи, они потеряли бы шанс выбраться отсюда. Она пошла в столовую – Си Пи снова последовал за ней по пятам, – порылась в корзинке с шитьем и нашла клубок шерстяных ниток. Отрезала длинную нить, надела на нее кольцо с ключами, на всякий случай завязала двойным узелком и надела на шею, а потом убрала под свитер.
– Вот и славно, – похвалил Си Пи. – Теперь случайно не
Мэтти надела носки, ботинки и пальто, а Си Пи пошел в сарай. Она замотала шею длинным шарфом, натянула шапочку на остриженные волосы и положила в карман деньги из сундука и те, что были спрятаны под диваном. В другой карман она убрала варежки. Си Пи вернулся – он принес рюкзак Уильяма и протянул его Мэтти.
– Ты сможешь его унести? Я постарался не слишком нагружать. Надо еще забрать мой рюкзак, а если унесем, то и рюкзак Джен. В рюкзаках палатки, а если мы будем ночевать в лесу, они нам понадобятся. Но я не знаю, как мы отыщем рюкзаки. Мы словно по лабиринту шли вчера, я не помню дорогу.
– Мы легко их найдем, – сказала Мэтти. – Мы пришли по оленьей тропе от ручья. Надо вернуться к ручью, а там уж останется идти по собственным следам. Ночью снега не было; мы увидим тропинку, которую сами протоптали.
Си Пи нахмурился.
– Ну да. А потом? Как мы спустимся с горы?
– Уильям всегда говорил, что ручей впадает в реку, а река течет с вершины горы к подножию. Поэтому надо идти по ручью.
– Он в ту сторону уходит, когда ездит в город?
Мэтти кивнула.
– Значит, машина должна быть где-то по пути. Как знать, может, вернемся в цивилизацию уже через пару часов.
Мэтти заметила, что они оба сознательно избегали разговоров о звере или о том, что Уильям, возможно, жив и бродит где-то там, в лесу. Светило солнце, они хорошо отдохнули, поели, и ужасы вчерашней ночи померкли. Казалось, днем не может случиться ничего плохого.
Мэтти надела рюкзак, и они понесли Джен к саням то на руках, то волоком. Та лежала совершенно неподвижно и была такой бледной, что Мэтти казалось, будто они несут труп, но Си Пи проверил ее пульс и дыхание, когда они погрузили девушку в сани.
– Она жива, – выдохнул он и показал Мэтти поднятый вверх большой палец.
Им пришлось уложить Джен на бок в позу эмбриона с согнутыми коленями; иначе она в сани бы не поместилась, она была слишком высокого роста. Мэтти накрыла ее одеялом и подоткнула его со всех сторон. Сани были снабжены ремешками; Си Пи пристегнул Джен.
– Если после всех испытаний она не очнется… – начал он. – Боже, что же с ней случилось? – Кажется, он не ждал ответа на свой вопрос, потому что взял веревку и потянул сани. – Нам же сюда?
Мэтти закрыла дверь хижины и зашагала следом. Грудь распирало от незнакомого чувства. Она уходила. Уходила из этого дома. Она никогда больше не будет тут жить.
Ее тянуло к хижине; внутренний голос твердил, что она должна оглянуться и запомнить этот момент.
Не оглядывайся. Никогда не оглядывайся. Там для тебя ничего нет; не надо ничего запоминать. Не думай больше о нем; он не стоит ни секунды твоего внимания.
А потом они вошли в лес, и момент был утерян; Мэтти знала, что если оглянется сейчас, то уже не увидит хижину.