Костанътинъ

Кайнэ

— Папа… — тяжело вздохнул Константин, — я и сам уже давно, даже до Гармонии, начал задумываться о том, что зря я это все на себя принимаю. А она лишь усилила… мои колебания.

По окончанию своей фразы, юноша неожиданно вгляделся в лицо своего отца. В глубине фиолетовых глаз плескались боль и страх.

— Папа? — настороженно спросил юноша.

Иван тяжко вздохнул и опустил голову на руки.

— Опять… Опять это повторяется… Боже, я так и знал! — измучено проговорил Федерация, не поднимая головы от ладоней. Его плечи дрожали. — Что именно, папа? — прошептал Константин. — Опять мое дитя выбирает не бессмертие, а обычную, человеческую жизнь! Все опять повторяется! Снова! — едва не горестно взвыл Россия поднимая голову от рук и обращаясь к потолку. — Мне не везет уже во второй раз! — У меня

был и есть выбор между тем, что правильно, и тем, что легко. Легко стать всесильным, неуязвимым и бессмертным… И одиноким. А вот чтобы стать человеком, прожить жизнь правильно, делая добро… Это не так легко, — тихо заметил юноша. — Я, как и Гармония, стремлюсь пусть к недолгой, но красочной жизни, полной ярких впечатлений. Я хочу быть человеком, ощутить обычную радость и счастье, хочу иметь семью, жену, детей… Потом хочу мирно, в окружении подросших детей и внуков, встретить старость вместе с женой. А потом и угаснуть. Не существовать вечно, не увядая и не угасая, в полном одиночестве, ненавидимый всеми, а затем и скрываться. Скрывать, что я бессмертен. — Так ты говоришь о том, что все-таки выбираешь обыкновенную жизнь? — Иван был сейчас очень бледен. Его глаза, не мигая, смотрели на сына. — Реплика Гармонии ко мне открыла мне глаза на истинное положение вещей. Я сам так хочу. Быть воплощением это здорово, но… Душа и сердце хотят другое… — честно сказал Константин. — Но мне не понятно и неясно одно: чего ты хотел от меня, делая меня воплощением? Почему подталкивал именно к этому выбору?

Российская Федерация тут же отвел глаза. Константин Брагинский молча ждал. В итоге старший Брагинский, стараясь не встречаться с ним глазами, начал, тщательно взвешивая каждое свое слово, говорить ему:

— Я… Я хотел уйти. Я просто устал… Ты бы был замечательным воплощением-преемником. Я… — тут он прервался, и второй раз в своей жизни, Константин увидел в глубине его глаз слезы. — Я… — хрипло начал говорить ему мужчина, — Я… Я хотел стать обычным. Не Россией. Обычным человеком, со всеми своими слабостями, страстями и радостями. Хочу жить в доме, где окна выходят на речку, по выходным ходить на рыбалку с мужиками. Хочу работать на каком-нибудь заводе, приходить после смен. Хочу снова позволить себе полюбить…, — прошептал он и слабо, глупо заулыбался сквозь слезы. — …женщину. У нас будет много детей и большая семья. Жизнь хочу прожить… Хотел снять с себя груз вины, совершенных неправильных поступков, обязательств – я так этого желал, так об этом мечтал! Ты, если честно, просто мне удачно подвернулся, но я люблю тебя как своего собственного сына… Смог полюбить. И это правда. Я могу, быть может, единственный из всех воплощений, передавать свой дар… проклятие, — поправился он, судорожно вздохнув, — тебе ведь больно, наверное, слышать эти слова в свой адрес. Но я не лгу. Я задолжал тебе это объяснение много лет, и сейчас я скидываю с самого себя еще один из тяжелых камней… Я не хотел ломать тебе жизнь… Честно… Хотя едва не сломал. Прости меня…

И только тогда заплаканные фиолетовые глаза взглянули в такие же фиолетовые. Константин встал со своего места и неожиданно обнял его со словами:

— Папа… Ну как же я могу быть на тебя обиженным?! Ты делал все, чтобы мне было лучше. Ты хотел как лучше. Ты меня спас от родственников и от печальной судьбы. Просто… я тоже имею свое право выбора, свой голос… — Хотел как лучше — получилось как всегда… Я ведь предал тебя! — Иван попытался вывернуться из крепких объятий сына. Но тот держал его очень цепко. — Хотел воспользоваться тобой в своих целях! Почему? Почему же ты меня прощаешь? — он почти кричал ему это в лицо. — А тебе было бы легче, чтобы я тебя проклинал и ненавидел? — прошептал Константин и выпустил его из своих объятий.

Иван со стоном уронил свою голову обратно в ладони. Между ними установилось поистине мертвое молчание.

— Да, — очень тихо сказал Иван, и прибавил уже громче. — Да, так было бы проще…

— Мне не за что тебя ненавидеть.Ради меня… Ради меня ты отступил от своего плана. Ради меня ты сейчас сидишь со мной и говоришь мне это, здесь, всю правду! — юноша сжал кулаки и с вызовом уставился в лицо Ивану. — Пойми — ты мой отец… Ты действительно стал мне родным

отцом, не по крови, а по духу…А то, что ты сказал мне сейчас… дорогого стоит. Ты и так человек, пусть и с вечной жизнью, тяжелой судьбой, и заботами о государстве. Ты сохранил в себе одну из черт человечности — способность говорить правду, какой бы горькой она не была… Ты любил меня и заботился. Я для тебя не стал инструментом достижения своих целей, а стал настоящим сыном России! Ты не лгал мне – в отличие от остальных… И даже сейчас не солгал. Да, ты скрывал правду, но… Это действительно ничего не значит… Я горжусь тобой, папа… Очень горжусь.

Одинокая слезинка скатилась по щеке Ивана. Он взял ладонь юноши и с любовью во взгляде приложил к своей щеке. Ничего больше Константину и не потребовалось.

— Папа… Спасибо тебе за все, — юноша буквально рухнул в такие родные и заботливые объятия Федерации. Тот тихо всхлипнул и зарыдал ему в плечо.

Иван успокоился лишь через несколько минут. Он достал свиток из кармана, что подписал Константин в своем юношеском порыве пару лет назад, когда был согласен стать воплощением.

— Если я разорву сейчас этот свиток, то ты перестанешь быть воплощением. Перестанешь быть неуязвимым и станешь стареть как и все… — Не рви его сейчас, пожалуйста. — Неожиданно улыбнулся Константин, останавливаясь его. — Порвешь его на нашей с Гармонией свадьбе.

Иван быстро вытер остатки слез с лица и радостно, лучезарно заулыбался…

====== Глава 5. Начало бури. ======

Артур мрачно глядел на остатки медальона Слизерина. Только что он, под прицелом неуютных фиолетовых глаз Брагинского, разбил его старым, древним резным кинжалом, предварительно окропленным ядом василиска, припасенным еще со времен Средневековья.

— Ну вот, — произнес Кёркленд, — еще один испоганенный артефакт…

— Ты мне лучше скажи, Англия, ты со своими гоблинами разобрался?

— Разобрался, — недовольно пробурчал тот. — Чашу доставят с минуты на минуту…

— Много денег отвалил? — поднял брови Иван.

— БРАГИНСКИЙ!!! Лучше молчи… — посоветовал ему от души Артур.

— Так, — мерил шагами палатку Константин, — еще минус один: вот смс-ка. Они ждут чашу Пуффендуя из Гринготса с минуты на минуту.

— Здорово.

— Гармония, ты хоть понимаешь, что нам осталось еще чуть-чуть! — очень радостный юноша подхватил ее на руки. — Кольцо с дневником уничтожено ранее, медальон с чашей уничтожены…

— Но мы не нашли диадему, а змея до сих пор у Лорда! — возразила она, удобно устраиваясь у него на руках.

— Мы составим план, при помощи которого сможем выманить змею. А с диадемой Когтеврана… Мы должны подумать вместе, какие места для Тома самые… — он чмокнул девушку в щеку, — безопасные по его мнению.

Последовал между ними уже долгий, жаркий поцелуй. Он с силой прижал ее к тенту палатки, а она с жадностью царапала ногтями его спину. Руки девушки давно проникли ему под рубашку и хозяйничали там. Его губы вновь и вновь целовали ее…

Константин целовал Гармонию глубоко и страстно. Парень слышал ее стон и чувствовал, как ее руки оборачиваются вокруг его шеи, притягивая к себе ближе. Он тоже застонал, ощущая мягкое тело девушки так одурманивающе близко.

Константин медленно провел руками по ее спине, поставил на землю, сорвал с Гармонии кофту, потом нашел застежку на лифчике и расстегнул. Он жадно покрывал девушку поцелуями, затем застонал чуть громче и оторвал свои губы от ее сладкого рта. Ее ресницы затрепетали, и Гармония открыла свои глаза.

— Прямо здесь? — спросил он ее.

— Да, — выдохнула девушка. Ее замутненный взгляд указывал на то, что она, Гармония, согласна уже просто буквально на все…

Глаза юноши закрылись, когда он оказался глубоко внутри. Толкаясь и налегая все сильнее на ее мягкое, горячее, податливое тело, Константин стонал, чувствуя ее отклик нетерпеливому, отчаянному ритму.

Они снова были едины. Они снова были вместе. Они помирились…

Парень стонал, задыхался и вздыхал от каждого ощущения. Казалось, на сей раз девушка управляла им: его желаниями, его движениями, его чувствами. Он ощущал голодную потребность чувствовать, коснуться, заполнить…